И с того дня начался настоящий кошмар!
Нас сводили из раза в раз, сталкивали лбами, твердили, что мы идеальная пара, которая поднимет своим союзом наши семьи над головами прочих. И если сам юноша был доволен таким раскладом и уже считал меня, мягко говоря, своей собственностью, то я находилась в пугающе опустошенном состоянии.
— Положи мне овощей с мясом, — пустая тарелка силой вдавилась в руки, вынуждая ее взять. — И во-он тот салат.
Тихо выдохнула и сдержала порыв бросить посуду на стол — случайно столкнулась взглядом с матерью и заметила выразительно округлившиеся глаза.
Осуждает.
Я как будто слышу ее голос, который возмущенно скрипит: «Рори! Он твой будущий муж! Глава семьи! Что сложного в том, чтобы за ним поухаживать?! Не будь эгоисткой!»
А мне тоже ужас как хотелось, чтобы и за мной кто-то поухаживал. Хотя бы чисто из вежливости. Но от Генри таких подарков ждать не стоило, даже на нашу помолвку.
— Отомри, — недовольно фыркнул он, заметив, что я не тороплюсь исполнять его приказ. — Я голоден, и мне нужно много сил.
— Боюсь спросить зачем, — скорее по привычке, чем из интереса сказала я, жестом подозвав слугу, способного взять на себя возложенную на меня «честь».
— Как же? — потная, испачканная в чем-то жирном ладошка опустилась мне на колено, угрожая оставить отвратительный отпечаток на юбке. — Сегодня наша помолвка, и мы уже можем провести эту ночь вместе.
— Только после свадьбы! — выкрикнула неожиданно даже для себя, привлекая внимание гостей, а главное — родителей, устрашающе вытаращивших глаза. — Пойми, Генри, меня воспитывали не так…
— Ты случаем не фригидная? Отец!
Красный жар нахлынул на щеки, заставляя голову моментально окунуться в пламя костра.
Я? Фригидная?!
От возмущения, злости и смущения одновременно я буквально остолбенела, сжав в пальцах ни в чем не повинную тарелку, которую слуга не успел забрать, отвлекшись на какую-то даму, которой срочно потребовалось пополнить бокал.
Глаз, все это время героически державшийся, задергался, дав понять сидящим рядом, что я на грани того, чтобы обеспечить слухами и новостями всю столицу до самого праздника смены года. Об этом будут судачить по всем улицам, лавочкам и магазинам, передавая из уст в уста.
Дочка самого Филберта Кристенсона фригидна!
А самое страшное — что бы я сейчас ни сказала, впечатление это уже не исправит, дав людям зрелище за праздничным столом.