— Интересно. А я вот совсем не умею стихи сочинять.
— Это не стихи, — я поморщилась. — Стихи — это Пушкин, Лермонтов, Есенин и так далее. А у меня так, рифмоплётство. А настоящие стихи я… не пишу.
Я хотела сказать «никогда не писала» — но это было неправдой. Писала, когда Антон был жив. А потом оказалось уже не до стихов.
Иногда только этот мой «литературный талант», как говорит мама, прорывается наружу таким вот рифмоплётством. И всё. Настоящих стихов я точно уже не напишу. Перегорела.
.
Мы гуляли вместе с соседом почти час. Фред и Джордж больше не отъезжали далеко и вообще вели себя как пай-близнецы, мечтающие вечером слопать большую мясную пиццу. Я сама не любитель подобной ерунды — как по мне, то нет ничего лучше обычной домашней еды. Но дети есть дети. И картошка фри, бургеры или пицца возбуждают их гораздо больше бабушкиных котлет.
Шляпник спокойно, тихо и мирно расспрашивал мальчишек или меня о чём-то нейтральном — об учёбе в школе, о разных магазинах в нашем районе, о том, собираемся ли мы на море, — в общем, разговаривать с ним было легко и приятно. И сам он такой — лёгкий и приятный человек. Антон тоже таким был.
Тьфу, Алёна, сколько можно… не надо их сравнивать.
А вечером, когда мы с моими оболтусами заказали пиццу и уселись её лопать на кухне — бабушка, морщась, разогрела себе картофельное пюре с куриными котлетами, не поддержав «пиццепоедание», как говорят близнецы, — Фред с Джорджем, переглянувшись, спросили меня заговорщицким хором:
— Ма-а-ам… а как тебе Лев?
Бабушка подняла голову, с интересом уставившись на внуков и меня. Ну да — её любимая тема. Алёнушка и женихи.
— Какой лев? Который из мультфильма «Король Лев», что ли?
— Не-е-ет! — Какое синхронное единодушие. — Наш Лев. Сосед.
Ага, он уже «наш».
— Хороший сосед, — повторила я то, что уже говорила недавно маме. — Не шумит, ментов не вызывает, музыку нестандартную не слушает. Ещё и с собакой. Мечта, а не сосед.
И тут я обалдела. Потому что я чуть ли не впервые в жизни видела Фреда и Джорджа настолько… смущёнными. Причём по-настоящему, а не притворно.
— А нам он нравится.
— Нравится, да.
— И мы подумали…
— Да, мы подумали…
— Что из него был бы хороший папа…
— Ага…
Дзззззынь!
Бабушкина вилка упала на пол. Челюсть у моей мамы тоже упала, но до пола не достала — остановилась где-то в районе груди.