– Ты зыркаешь по сторонам, волнуешься, видят или не видят тебя другие, и разбазариваешь все свое равновесие. Когда покой теряется, тебя захватывают сомнения: «Ой, последняя мишень, предпоследняя мишень, я смогу, я не смогу». Кто же так делает?! Мать твоя тоже волновалась, что расскажут о ней на работе, что глупой посчитают, не поверят, если она скажет правду. Но она же не учила тебя стрелять, учу я! Покой ушел – пришли сомнения, а появились сомнения – возникли тревоги, и твой настрой, прицел на победу – все это порушено. Скажи, ты понимаешь, о чем я говорю?
Я закивал головой, но повторить за ним не смог бы. Поупражнявшись в красноречии, отец стал по новой заставлять меня целиться, крепко сцеплять пальцы, держать спину и равномерно дышать – все то, что я уже слышал сотни раз. На каждом этапе он произносил: гони сомнения, не нарушай уравновешенность, а потом еще и еще раз повторял эти слова, пока, в конце концов, правая рука не прекратила слушаться и не стала бесконтрольно дрожать. Но вместо конца занятий отец разрешил полчаса отдохнуть и снова принялся пилить своей мудростью.
Сколько прошло времени, сейчас не вспомнить, только к концу дня он спросил, когда я одеревеневшими руками держал лук:
– А сейчас что ты видишь?
Из-за его гипнотических фраз типа «долой сомнения» и «держи внутренний баланс» я мало что видел и мало чем интересовался.
– Говори, что видишь.
– Цель.
– Что еще?
– Цель только…
– Хорошо, хорошо, может еще что-то?
– Цель… – мне уже ничего не было видно, кроме крохотной черной дырки в двадцати метрах от меня.
– Стреляй!
Я попал. Потом попал еще раз и еще, но почему-то от этого не ликовал, а продолжал целиться и попадать. Я не видел ничего, кроме цели, и, по мнению папы, именно поэтому не мазал.
– Никогда не сомневайся в себе, никогда! – после этих слов он отпустил меня в дом, а за ужином добавил: – Брось неверие в себя, тогда ни пацаны, ни занудные взрослые, ни царь, ни Бог не будут тебя донимать, и ты всегда на безопасной стороне; а стоит засомневаться, глядишь – тут как тут пожаловали несчастья: и царь тебя не любит, и Бог не жалует, и пацаны придираются.