Но обленившийся к тому времени левый глаз воспылал завистью и непременно захотел изменить свой примитивный коричневый цвет на более возвышенный. Ему не было дано права своевольно выбирать цвета или вообще производить какие-либо незапланированные перемены, поэтому ничего другого, как завидовать всем голубым очам на своем пути, ему не оставалось. Позже левый глаз открыл, что ему доступен вот такой трюк: ослабив крохотные мышцы зрачка, он может лучше отражать другие цвета, а особенно его любимый голубой, и таким образом хоть на чуть-чуть приближаться к своему идеалу.
Разгадка того, почему мне так нравились оттенки синего и голубого цвета, оказывается, скрывалась в желании левого глаза видеть и отражать небесные цвета. Поскольку небо в джунглях было почти всегда затянуто облаками или скрывалось за сплетениями высоких ветвей, левый глаз чувствовал себя несчастным и не находил себе другого занятия, как попеременно завидовать то деловому правому брату, то верхним веткам деревьев. Правый глаз был виноват в том, что из-за его усердия левому было нечего делать, и еще в том, что правый был не обременен тяжелыми раздумьями, а работал и работал все время. Веткам романтик завидовал из-за их близости к небу.
– Какой же ты глупец, – недоумевал я, – даже если ветки могут смотреть, они увидят серое небо, се-ро-е! Как ты примитивен, о мой левый глаз; твоя зависть слепа и не соображает, к чему ревнует, – к пустому серому месту, к нулю!
Но и это бы ничего, пока в один момент у левого глаза не возник новый объект обожания. Выставленная на высокую мачту и спрятанная среди деревьев камера слежения не могла не зацепить внимания «пары». Правый принял информацию и передал дальше для анализа, а левый создал новый воздушный замок и увидел в блестящем объективе и бирюзу, и перламутр, думая про себя, каким скучным выглядел бы мир, не умей глаза так по-разному сообщать детали увиденного. Разнообразная палитра цветов и коротких приятных наблюдений всегда была заслугой пары глаз, одинаковых на первый взгляд, но, как оказалось, больших индивидуумов.
С прилежностью окулиста я разбирался в дотоле неизвестных тонкостях мировосприятия, а потом полез в конверт. В задании значилось «среда». Дат в джунглях не водилось, и новый день обозначался только днем недели. Когда я прочел про среду, в середине вторника все мелкие индивидуальности моего существа слились в единой радости: был еще вторник, а значит, каторга начнется завтра! Не разбирая, что написано дальше, я оценил ситуацию и, подыскав дерево потолще, полез на сук.