- Ох, Сёма! Надеюсь, ты всё же понимаешь, что собираешься продать душу дьяволу? - опершись спиной о дверной косяк, смотрела на меня Танюха.
- Не нагнетай, - повернулась к ней, и так чувствуя себя на взводе.
Две недели я пробовала занимать, просить, умолять у знакомых и друзей. Пашкины родители даже хотели взять ссуду в банке под залог квартиры. Но я вовремя их остановила. Не хватало нам всем вместе остаться голышом на улице. И все это время, как бы я не отгоняла от себя назойливые мысли, клюющие мозг и не дающие покоя, думала об одном единственном выходе. Я оттягивала момент решения, надеясь справиться по-другому. Но с каждым днем лишь больше убеждалась в том, что это мой единственный шанс. Именно тогда я решилась найти ту самую визитку.
Собирала справки о том кто такой этот самый Гершвин Роберт Альбертович. Он оказался крупным бизнесменом. Владел сталелитейным заводом и несколькими отелями. Говорят, за ним числился еще какой-то криминал. Только никто не смог объяснить откуда такие данные, да и пояснить род его бандитской деятельности тоже не смогли. Подытожив достоверные факты и не игнорируя слухи, поняла, что если он не сможет мне помочь с деньгами, то придется Паше десять лет ждать возвращения домой.
К встрече я готовилась тщательно. Маникюр, депиляция, да , я всё же не первый день жила и понимала к чему всё может привести, и заимствованные у Таньки шмотки. Лишь подруга знала о моем решении. Не осуждала, не отговаривала, но я видела с какой горечью она смотрела на меня, когда я озвучила ей свой план.
- Главное, чтобы не пришлось жалеть потом, - пыталась меня образумить перед встречей с Робертом, помогая собраться у нее дома.
- Я буду жалеть, если Пашу в тюрьме покалечат или убьют. Вот тогда я буду винить себя в том, что могла его спасти и струсила.
- Мне бы твою смелость! - печальными глазами взглянула на меня блондинка.
- Ни дай Бог, она тебе когда-нибудь понадобится! Тань, благодари небеса за мир, и покой в твоей жизни, и то что близкие все рядом, - никому и никогда не пожелаю пройти через этот кошмар.
- Улька, - голос подруги дрогнул и она отвернулась.
- Макеева!Прекрати! Я же не на казнь иду, - подошла к девушке, обнимая ее. - Еду только на разговор.
- Угу, - шмыгала носом Таня.
- Ну, все! Я поехала. Не хочу, чтобы Гершвин считал меня не обязательной. Сказала в восемь, значит восемь.