Навалилась усталость. Причем даже не физическая, а такая — от эмоционального перегруза, который длился-длился, а теперь взял и закончился ко всеобщему удовлетворению. Даже без пополнения в морге обошлось.
— МихалИваныч, может, в душ сходить хотите? — спросила медсестричка и кокетливо опустила глаза в точности так, чтобы проследивший за направлением ее взгляда Миха неизбежно увидел главное достоинство ее выразительной фигуры — натягивавший белоснежный халатик роскошный бюст.
— Хочу, — согласился Миха, а после несколько поспешно добавил: — В душ.
Да и потом, когда та самая медсестра заглянула, чтобы передать чистое полотенце, мыло и даже одноразовую бритву, совсем уж очевидное с ее стороны предложение молчаливо отклонил. Просто потому, что думалось совсем о другом. А точнее, о другой.
Горячий душ после дороги на Трэфен, ночи в палатке и сегодняшних пертурбаций показался истинным счастьем. Выбравшись из него намытым и набритым, Миха почувствовал себя обновленным и готовым к новым подвигам. И сказал бы, что к сексуальным, но тут уверенности в подобных перспективах в отношении одной совершенно конкретной девушкой не наблюдалось, так что оставалось только мечтать. Ну и, конечно, жалеть, что труселя и носки было не поменять. Но Миха постановил, что обязательно сделает это в лагере. Сразу, как доберется до него.
И сделал. А после получил возможность убедиться, что народ на Трэфене встречает его, как настоящего героя: и пиво во всех палатках наливают бесплатно, и вообще. А главное, несмотря на общее бурление и столпотворение, Миху каким-то образом нашла Ильза. Подошла, явно смущаясь, села боком на лавку напротив и глянула из-под длинных ресниц так, что невнятно бродившая в теле надежда окрепла. Во всех смыслах и везде.
В итоге о том, что в планах было свинтить с чертова Трэфена в какое-нибудь цивильное место, Миха вспомнил, только когда наступила ночь, а на долбаной сцене опять заскакали какие-то типы с гитарами.
Как, сука, ни в чем не бывало. Будто несколько часов назад не случилось аварии, из-за которой чуть было не отправился на тот свет их товарищ. С другой стороны, ну, а что? Не устраивать же теперь из феста поминки! Тем более что и поминать некого — живые все.