Е. Синильщикова: Я поднимаю глаза и вижу Виталия Алексеевича – слегка улыбающегося, доброжелательного и великодушного…
Когда мы в 1968 г. поступали в МГИМО, в Институте было всего два факультета – МЭО и МО. На МЭО была создана группа международного частного права, преобразованная затем в факультет МП. Чтобы попасть в нее, пришлось дополнительно сдать около двадцати предметов. И вот очередь дошла до римского права. Прочитав тоненькую книжечку, я смело вошла в кабинет. Первый вопрос преподавателя поверг меня в шок: из головы вылетело все, что я с таким трудом выучила. Но вот я поднимаю глаза и вижу Виталия Алексеевича: слегка улыбающегося, доброжелательного и великодушного.
Позже я узнала, что наряду с необыкновенной деликатностью Кабатову присущи твердость характера, огромная сила воли и требовательность. Но ничто не могло затмить впечатления от нашей первой встречи.
Мне повезло. На курсе нас было всего 18 человек, с нами училась и Елена Кабатова, дочь Виталия Алексеевича. Благодаря дружбе с Леной я бывала в доме Кабатовых. Там было всегда тепло и просто.
Виталий Алексеевич был моим учителем и в Институте, и на курсах повышения квалификации. Всегда радуюсь случаю оказаться с ним в одном составе арбитража и наблюдать, как он творит решения.
Елена Синильщикова, выпускница международно-правового факультета (1973)
Г. Цицишвили: Ощущение было такое, что перед тобой живой герой…
При внешней строгости Виталия Алексеевича манера преподавания у него всегда была артистичной. Цитируя римских гладиаторов, которые провозглашали: «Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!» (Ave, Caesar, morituri te salutant), он мог сделать соответствующий жест. Он очень много говорил о римских традициях, о системе права, об именитых юристах, рассказывал истории о том, как жил Рим. Виталий Алексеевич оживлял этот сухой предмет, превращал его в увлекательное повествование. Но вот о себе он никогда не рассказывал, хотя мы знали, что он фронтовик. Такой он скромный человек. Хотя мы все больше и больше узнавали о нем: знали, что он горел в танке, был тяжело ранен. Это вызывало огромное уважение, и мы относились к нему не как к обычному преподавателю, а как к герою. Я поступил в институт после армии, и при встрече в коридоре мне всякий раз хотелось отдать ему честь. Ощущение было такое, что перед тобой живой герой. Он даже внешне был похож на благородного римлянина.