Занавески всё ещё едва подрагивали на невидимых волнах. Пахло спиртом, нашатырём, грязным бельём и много ещё чем неразличимым. Все запахи были примерно одинаково слабые, и Софрону хотелось угадать каждый, но пока у него не получалось.
На диванчике всё ещё сидел мужичок и смотрел в окно с надеждой. За столом сидела девушка в белом халате и что-то без конца писала – «наверное, писательница», – подумал Софрон. Кроме них во всём длиннющем коридоре никого. И было так тихо и так легко, что ему хотелось раствориться в этой тишине и плыть и лететь куда-нибудь, где нет ни времени, ни пространства, а есть только Божественный Свет.
С улыбкой опьянённого, раскачивая руками в такт шагам, он, с этой башней вместо головы, доковылял до своей палаты и вновь улёгся спать. И даже нельзя было понять, что приносило больше наслаждения – лежать или ходить.
Вновь удалось проспать несколько часов. «Потрясающе! Я так долго спал! – удивился Софрон. – Потрясающе! Темно за окном!» – восхитился он. В самом деле, когда он вышел в коридор, чтобы удостовериться, что ему не показалось, улыбка растеклась и надолго не сходила с лица.
«Даже смотреть в окно не надо – и так чувствуется – задумался С., усевшись на свободный кожаный изодранный бордовый диванчик. – Мы можем чувствовать Тьму и Свет. Вдуматься только!» – произнёс он вслух с очарованной мордашкой.
После этого он, проголодавшийся, прошёлся от конца до конца коридора своего этажа в задумчивости, вновь пытаясь прочувствовать как можно больше.
Вот пришло время уколов. Он сам не заметил, как народ столпился у процедурного кабинета. Злая сексуальная медсестра в фиолетовом халате заставила бедного, ничего не понимающего первого попавшегося мужика штаны приспустить прямо в коридоре при всех. «Медсёстры», – теперь он вспомнил, как их зовут. «Медсёстры и медбратья – как это мило». Она больно залепила бедняге шприц в задницу. Жертве показалось даже сначала, что он ей нравится. Софрон слышал довольно прямые и громкие отрывистые мысли, ясно дающие понять, что её хотят многие. И их можно было понять: высокая, с Софрона ростом, может чуть пониже, хотя роста ей добавляли босоножки на высокой платформе. Быстро двигается, уверенно и деловито. Волосы русые и прямые, фигуру тщательно скрывало монашеское одеяние, но по меняющимся очертаниям и на мгновения образовывающимся складкам Софрон хорошо её представлял. Кожа светлая, но не слишком. Носик с немного излишней округлостью на кончике. Ладошки узкие, пальчики тонкие, ими ей и приходилось трогать грязные жирные волосатые мужские задницы.