Сегодня наступил такой новый год царей. И хотя нет царства, к хронологии которого его можно было бы приложить, сам он об этом царстве напоминает.
Философы утверждают, что саморазвитие абсолютного разума завершилось. Вся Германия со дня на день ждет явления Мирового духа. Сынам Эсава чудится, что «иссякла чреда новых духовных формаций», что История подводит итоги, а заразившиеся их лихорадкой сыны Иакова повсеместно оставляют веру отцов…
Но на самом деле до наступления седьмого, субботнего тысячелетия человеческой Истории еще пройдут века. И уж, конечно, это произойдет не раньше, чем народ Израиля вновь соберется на своей земле. И в день весеннего новолуния мы призваны предвкушать избавление, призваны надеяться, что царство Израиля восстановится в ближайшее время, в наши дни…
Петербург
В тот же вечер в дом Пушкина у Гагаринской пристани, подобно птице, имя которой он носил, шумно влетел сияющий Гоголь.
– Представьте, Александр Сергеевич! Я получил разрешение на постановку «Ревизора»!
Пушкин вскочил навстречу и порывисто обнял гостя.
– Браво! Поздравляю!
– Не знаю, открывал ли Ольдекоп вообще мою пьесу, – заливался Гоголь, схватив Пушкина за воротник халата, – но он написал, что она «не заключает в себе ничего предосудительного», представьте себе!
Пушкин представил и усмехнулся.
– Я к вам как раз из театра. Отдал к постановке. Через месяц премьера!
Пушкин осторожно высвободился и похлопал взбудораженного гостя по плечу.
– А вот в это я уже поверить не могу…
– Ну, через два – точно. Эта пьеса преобразит Россию! 36-летний Пушкин не стал разубеждать 27-летнего Гоголя.
В свои 27 лет Пушкин написал «Бориса Годунова», но вовсе не ожидал, что спасет этим Россию.
– Ну а как «Современник»? – поинтересовался Гоголь, усевшись на плетеный стул. – Что скажете по поводу моих последних материалов?
– Есть кое-какие новости… «Утро чиновника» я только третьего дня в цензуру отправил; из «Коляски» Крылов вымарал четыре места… А вот из статьи вашей «О движении журнальной литературы» я бы и сам кое-что выкинул…
В этой статье Гоголь прошелся по всем периодическим литературным изданиям, каждому вынеся суровое порицание. Главным нападкам подверглась коммерческая «Библиотека для чтения», но досталось и «Северной пчеле», названной писательской мусорной корзиной, и «Сыну отечества». Даже «Московский наблюдатель» получил выговор за отсутствие в нем «сильной пружины, которая управляла бы ходом всего журнала».