Юрий Озерецкий вздрогнул от резко
возросшего внимания к своей персоне и сглотнул ком в пересохшем
горле.
Пожалуй, эти восемнадцать минут были
одними из самых тяжелых в его жизни, и хуже всего было то, что
пытка еще не закончилась.
Секунды тикали, а седых волос на
голове водника прибавлялось. Внутри переговорной стояло такое
стихийное давление от смешения мощных аур, что Озерецкому-старшему
едва удавалось оставаться в сознании, и он уже проклял себя за
инициативность и организацию этой встречи.
Но откуда он мог знать, что Князь
Воды, который ВСЕГДА держит свое слово, и отличается чрезвычайной
пунктуальностью, просто возьмет и исчезнет?!
Исчезнет без предупреждения! Без
звонка!
Последствия опоздания и так очень
сильно осложнят и без того сложные переговоры, но если их в итоге
отменят, это и вовсе может кончиться войной!
Сейчас идти на попятную слишком
поздно. Ни Князь, ни его сестра Амелия на связь не выходят, а
значит, Юрию Озерецкому остается смиренно ждать и верить в
чудо.
Поэтому он смочил пересохшее намертво
горло прохладной водой, после чего низко поклонился гостям и
смиренно попросил подождать «еще немного».
При этом статус Озерецкого-старшего
для гостей был даже ниже, чем у Самураев, и они без всякого
дипломатического ущерба могли уйти.
Однако не уходили.
Ну, где же ты, Князь, — спустя еще
две минуты взмолился про себя Юрий Озерецкий и протер тряпочкой
вспотевший лоб.
А когда секундой спустя, молчавший
все это время Глава Великого Храма Мори начал подниматься на ноги
одновременно с нарастающим в комнате стихийным ветром, у дипломата
душа ушла в пятки, и он уже успел проститься с жизнью.
Но за миг до того, как известный на
востоке своей жестокостью старейшина успел продемонстрировать свое
«негодование», дверь переговорной распахнулась и на ее пороге
оказалась статная женщина в коктейльном платье цвета морской волны
и россыпью изящных перстней на аристократически белых
пальчиках.
Одним властным взглядом женщина
погасила качнувшееся было за край напряжение, и только-только
хотевшие встать гости остались на своих местах. Не поддался волевой
ауре властной женщины только оставшийся стоять старейшина.
Он был единственным, чья аура
оказалась крепче и впервые приоткрыл один глаз и произнес:
— Храм Мори не будет иметь дел с
бабой, — грохочущим ветром прогремел сухой голос старейшины.