Ничего хорошего от этих фриков ждать
не приходилось, но и что либо предпринимать, София не спешила. Она
стояла посреди некоего сада, и весь мир странно подергивался и
переливался ярким светом. Подобные зрительные галлюцинации могли
означать что угодно вплоть до прихода от веществ и действий
Властелина.
В таком случае, эти куклы в странных
одеждах, заламывающие сейчас руки в безмолвной мольбе, могут
оказаться самыми обычными людьми, которым нужна помощь.
— И предал сердце я тому, чтобы
познать мудрость, безумие и глупость, — раздался искаженный голос
из-за спин умоляющих манекенов, в том месте, где сад примыкал к
какому-то странному зданию. — Но узнал, что это все — томление
духа. Мудрость есть печаль, скорбь, умножать все это глупо.
Примерно в середине странной фразы
дверь выходящая в сад сама собой начала медленно раскрываться,
демонстрируя непроницаемую темноту, вместо ожидаемой прихожей.
София, даже в таком странном
состоянии, не была дурой и сразу поняла, что её приглашают войти.
Вот только не имелось у неё желания плясать под чью-то дудку и
весело бежать на встречу ловушке. Поэтому она осталась стоять на
месте и как могла пыталась избавиться от странных видений.
Вот только ничего у неё не вышло.
Скорее уж наоборот, пытаясь прикрыться от очередного непонятного
перелива света, которые постоянно лезли ей в глаза, София то ли
дождалась, то ли спровоцировала непонятные силы на активные
действия.
Яркая вспышка и вот, она уже не
посреди непонятного сада, а в каком-то средневековом городе,
окружённая не менее средневековыми людьми. Зрительные галлюцинации
усилились так, что София начала опасаться, как бы у неё не случился
эпилептический припадок. Вернулись и голоса, правда на этот раз они
больше не были искажены.
— У нас проблема, — прозвучал
сначала молодой женский голос. — Я не могу закрепить её память.
Слишком сильная психотравма, она отвергает процедуры. Начинаю
откат.
Софии совсем не понравилось, что
этот голос там говорит про "её память".
— София, попробуйте расслабиться, —
теперь звучал мужской голос. Старый и неприятный, он говорил
какую-то чушь, ведь только дурак в такой ситуации попытался бы
расслабиться. Но это был первый раз, когда странные голоса
обращаются к ней напрямую.
— Я попробую её стабилизировать, —
снова женский голос.