‐ Ева, кроме нас с тобой есть еще научное сообщество, мои друзья, в конце концов Кристина… - звучит как крик души.
А мне плевать!
Тянусь рукой к паху Григория Викторовича.
Хоп!
И я сжала рукой его член!
И хотя меня с ним и разделяет ткань, я все равно чувствую, что прибор Тавицкого большой, горячий и пульсирующий. Стоит как каменный.
Я столько мечтала об этом и сейчас просто не могу поверить в собственную смелость.
Смотрю Григорию Викторовичу прямо в глаза.
Нависает надо мной. Его горячее дыхание обжигает мои губы.
Тут из ванной раздается звук, наводящий на мысль о том, что Кристина там шлепнулась. После того, сколько подруга приняла, неудивительно. Возбуждение как рукой снимает. Блин, Крис ведь что-то сломать себе могла!
Убираю руку от стояка профессора, потому что вижу в его глазах ярость, смешанную с желанием.
- Действительно, есть же ещё Кристина! - выдыхаю ему в лицо и скрываюсь за дверью.
Он пьян. Надеюсь, он именно поэтому забыл сейчас о своей дочери.
- Прикинь какая полка непрочная! - орет подруга, едва я оказываюсь в номере.
Сердце все еще стучит в висках от близости Тавицкого. Тело просто требует вернуться в его объятия.
Как же ты не вовремя, Крис! - проносится в мыслях, пока я, прислонившись к двери, смотрю, как живая и невредимая подруга выходит из ванной.
- Крис, будь аккуратней.
Ба-бах! - колотит кто-то по ту сторону дверного полотна. Так, что я подпрыгиваю.
- Это ещё что? - щурится подруга. - Какой-то пьяный быдлан?
- Почти, - проговариваю на одном дыхании и напрягаю голос так, чтобы отцу подруги было слышно. - Спокойной ночи, Григорий Викторович! Завтра в восемь встречаемся!
- Ахаха! - гогочет Кристина.
Толкаю её в спину.
- Я спать, чего и тебе советую.
Но сон не идёт. Так и вижу перед собой его лицо. А внизу внизу живота всё просто на узлы закручивается.
ГРИГОРИЙ
Бах! - бью по полотну двери с такой силой, что в глазах все начинает плыть, кулак зудит.
Тавицкий, ты же давал себе слово вести себя правильно!
Правильно…
Возвращаюсь в свой номер еще пару раз приложив по дороге о стену кулаком.
Когда увидел, как она другим мужикам нравится, прямо башню сорвало.
Моя… моя… моя… - кровью пульсирует в висках.
Но ведь Ева еще совсем девочка, юный нераспустившийся цветок. Я дал себе слово ее оберегать, ведь она печется о моей неразумной девице.