И так, работаем на скорость…
Любопытно, что полученное задание начало захватывать само по
себе. Не только из-за приказа и угроз «Вышнего». Добравшись до
боксёрских вершин, стану способным на многое, если не помешают…
- Валерочка! Или ко мне, мой малыш!
Мама, пришедшая меня забирать, вполуха выслушивала причитания
воспитательницы, что я снова отбирал девчачьи скакалки и не водил
хоровод с другими вокруг «гагаринской» ракеты, больше озаботилась
поправлением панамки на моей голове. Эта панамка да детские
колготки с вечно обвислыми коленками, надеваемые на меня даже в
жару, были самыми нелюбимыми предметами одежды, раздражали больше,
чем зимнее пальто-кираса.
Скакалку купить мне отказалась наотрез, потому что мальчик с
девчачьей игрушкой не смотрится мужественно. Увещевания, что
боксёры часами тренируются со скакалкой, это даже по телевизору
показывали, не возымели ни малейшего воздействия. Моя звезда
отечественной политэкономии знала только два варианта мнения: её
личное и неправильное. Разумеется, всегда выбирала правильное. То
есть мне и дальше придётся прыгать через пояс от халата. Готов
забиться: ближе к двенадцати она и слышать не захочет о секции
бокса, похоронив торжественное обещание, данное после инцидента с
кавказами.
Сколько же ей жить? Страшное проклятие демона из преисподней
стабильно уносило моих близких при выполнении предыдущих заданий
под солнцем. Даже собака погибла через несколько месяцев. А оба
родителя пребывают в добром здравии. Не испытываю к ним сыновней
любви, но и зла не желаю. Надеюсь лишь, что в связи с отправкой в
прошлое у демонического проклятия сбился прицел. Оно просто не
видит, кого поражать. Тем более, в две тысячи двадцать четвёртом
прошло всего лишь шестнадцать минут или чуть больше.
Ничего плохого не случилось до шестьдесят восьмого, если не
считать очевидной неприятности: первого сентября мама с бабушкой
повели меня в первый класс. Шею натирал крахмальный воротничок
белой рубашки. Крайне неудобный дешёвый костюмчик, купленный к тому
же на вырост, с заложенными рукавами и штанинами, морщил и сковывал
движения, а ещё пришлось нести букет гладиолусов выше меня ростом.
Вроде бы меньше надзора, чем в детском саду, где постоянно
находился под опекой воспитательницы, но времени на тренировки
стало ещё меньше. Высунув язык от усердия, так почему-то делали мои
сверстники, а я старательно вёл себя как типичный ребёнок, после
уроков делал домашнее задание, выводя в прописях всякие крючки,
элементы будущих букв. Почему-то шариковые ручки, в СССР уже
встречавшиеся, пусть редко, и так называемые автоматические, то
есть с баллончиком чернил внутри, категорически запрещались. Я
горбился в своей комнатёнке около радиолы, обмакивая стальное перо
в стеклянную чернильницу «непроливашку», и упражнялся в
чистописании. Непременно капли чернил попадали на зелёное сукно
столешницы, за что мне влетало от мамы.