Я удивленно смотрел на полностью изменившегося Снитковского.
Надо же, куда пропал дрожащий и испуганный бухгалтер, трясущийся за
свою жизнь? Передо мной сидел прожженный жизнью делец, жесткий и
борзый, готовый идти напролом для достижения любой цели.
— И с базара уже пошли работать к валютчикам? — спросил я.
Снитковский ответил не сразу. Опять выпустил струю дыма к лампе
наверху, откинулся на спинку стула и ответил:
— Нет, не сразу. Ты читал «Золотого теленка»? О, надо же, у нас
еще не совсем потерянная молодежь. Так вот, я попробовал себя в
роли Корейко, поработал простым бухгалтером в учреждениях.
Действительно, их легко можно обчистить, чем я с успехом и
занимался. Про мои похождения тоже можно написать целую книгу.
Потом, оттуда, когда слишком запахло жареным, я перебрался в
деревню. Запутал следы, и уже только тогда ушел оттуда к
валютчикам. Не сразу, но попал к Рубину. Я тебе скажу, что он
голова, но в последнее время совсем вышел из берегов. Крови пролил
немало. У него конец скоро близок, чует это, вот и сходит с ума. Я
всего лишь хочу помочь ему уйти со сцены, вот и обратился к
Карданову. А Рубин обиделся. Я ведь у него немало денежек
забрал.
Я потер виски, прикидывая, как бы остановить эту исповедь.
Интересно, конечно, но я зверски хотел спать.
— Все это хорошо, но у меня есть к тебе предложение, — заметил
Снитковский. — Я вижу, что ты парень сообразительный, в то же время
сильный. Такие очень нужны, поэтому я готов тебя взять на
постоянную работу, даже предлагаю уехать вместе со мной.
Ну ничего себе. Я снова удивленно вылупился на подпольного
бухгалтера. Тут же покачал головой.
— Спасибо, конечно, за предложение, но это меня сейчас совсем не
интересует. Я собираюсь участвовать в чемпионате мира, зачем мне
куда-то уезжать? Вроде бы нашел место под солнцем, менять его не
собираюсь.
Пухлый мужичок кивнул и потушил сигарету о поверхность
стола.
— Ладно, понял тебя. Тогда все, спать. Завтра рано вставать, и
тебе, и мне. Мне надо работать, да и тебе тоже, режим соблюдать,
наверное?
Я кивнул, мы встали и отправились спать. Некоторое время я не
мог заснуть на новом месте, укрываясь овчиным тулупом на кровати, и
поражаясь изменениям в личности Снитковского. Надо же, как он умеет
преображаться.
Утром я проснулся от грохота и крика. Тут же вскочил, готовый к
труду и обороне, напрягся, прислушиваясь.