Только спустя полсекунды Рыков понял, что наделал. Под его
ногами с разбитым виском лежал Гриша. Видимо, мальчик что-то забыл
к школе и вернулся это забрать.
— Боже… — Протянул Вадим, не зная, что делать. Не совладав с
собой, он бросился бежать вон из квартиры.
***
— Вот, смотри, — я положил перед мамой газету, которую мне отдал
дядя Костя.
Сегодня мы с ним встретились в школе, и Константин Викторович
сунул мне свежий выпуск «Кубанской Звезды» — городской газеты, в
которой писали о трудовой жизни и последних новостях в
Усть-Кубанске.
— Гришковец раскололся в тюрьме, — сказал Дядя Костя мне тогда.
— Он сдал Рыкова и еще нескольких своих подельников. Это как-то в
газету просочилось и теперь вышло по всему городу.
Мама придвинула к себе газету.
— Колонка снизу, на пятнадцатой странице, — сказал я.
— А что там? — Удивилась мама, отвлекшись от ужина.
— А там про Рыкова. И про его делишки. Посмотри, кому ты
доверилась, мама. Это еще хорошо, что мы с бабушкой отговорили тебя
выбрасывать штангетки. А то было бы совсем обидно.
Мама раскрыла газету. Стала внимательно читать. Когда закончила,
подняла на меня глаза.
— Так а зачем он это? Зачем он про тебя мне пакости
рассказывал?
— Потому что Рыков нас с Константином Викторовичем не любит.
Потому что он хочет, чтобы я бросил штангу, а дядю Костю выгнали из
Надежды. Он плохой человек, мама. Плохой, мстительный и
изворотливый.
— Вот я дура! — Воскликнула мама. — Вот дуреха! Чужому мужику
поверила, а своему сыну…
Мамины губы вдруг затряслись. На глазах навернулись слезы, и она
тотчас же прикрыла взгляд рукой.
— Мы с тобой из-за него ругаемся, а он… — высоковатым от позывов
плача голосом проговорила мама.
Я подошел к ней. Тронул за локоток.
— Мам. Иди сюда.
Мама обернулась ко мне. По ее раскрасневшимся щекам уже побежали
слезы.
— Прости… Вовочка…
— Ты не виновата, — сказал я и обнял ее. — Тебя Рыков просто
обманул. А ты за меня переживала.
Мама заплакала, а стал нежно поглаживать ее по спине и
вздрагивающим плечам.
— Все хорошо, мам, — шептал я. — Ничего плохого не случилось.
Совсем ничего плохого.
— Дурная я была, Вова! Дура я и никто больше!
— Тихо… Все хорошо.
— Дура! Уши развесила! Слушала его, слушала! Кивала как
маленькое дитё!
Внезапно мама отпрянула, решительно утерла слезы и заглянула мне
в глаза.