Смотрящий готов был рубить. Он насупил брови, прищурил глаза, а ноздри подрагивали от сдерживаемого гнева. Ирха пискнула и спряталась за спину Грихи. Я молчала. Видела, что Гриха давит слишком резко. Нельзя так. Дядька Петро упрется, и его ничем не сдвинешь. Но у меня не было ни одного лишнего грила. И я не могла придумать, что же предложить взамен. Потому и молчала, лихорадочно прокручивая в голове все возможные идея.
- Не много ли воли берешь, племяш? - Зашипел он, - нос еще не дорос, указывать мне, что делать.
- Ты, дядька Петро, глаза-то разуй, - бесстрашно хохотнул Гриха, - посмотри с кого втридорога взять хочешь. Цени, что Елька к тебе пришла, а не через голову вопрос решила. Думаешь, он ей откажет коли попросит?
Ярость в глазах Смотрящего стала осязаемой. Я почувствовала, что если прямо сейчас не вмешаюсь, то не видать мне харчевни, как собственных ушей. Вот уж точно нет у Грихи таланта к торговым делам. Не удивительно, что они отцову лавку чуть не потеряли. И хотя я так и не придумала ничего стоящего, но не вмешаться теперь было нельзя.
- Дядька Петро, - поклонилась я гораздо ниже, чем следовало бы. Ничего, чай не переломлюсь. А харчевня мне нужна. - Простите Гриху. Он по-молодости, по-глупости, сам не знает, что несет. Я пришла к вам со всем почтением, и не собираюсь оспаривать ваше слово. Если хотите за харчевню три грила, значит столько она и стоит. И не мне с вами спорить. И уж тем более ходить жалиться. Благодаря вам ни я, ни моя семья не голодают и не скитаются по подворотням. Нельзя за такое наушничеством платить. И я не буду. Спасибо, дядька Петро, что уделили мне время, но к сожалению, такая цена мне не по карману. Прошу прощения за беспокойство...
Я поклонилась еще раз, одной рукой схватила Ирху, другой Гриху, сверкнув на него глазами так, что он заткнулся. А то уже открыл рот, чтобы что-то сказать. И потащила обоих к выходу.
- Стой! - оклик Смотрящего догнал меня уже на выходе. Я повернулась. - Этих полудурков, - кивнул он на Гриху и Ирху, - отпусти, а сама останься.
Я мгновенно вытолкала парочку из шатра и, повернувшись, вопросительно взглянула на Смотрящего.
- Поди сюда, - велел он и кивнул на край стола напротив. Там и табуретка оказывается стояла. Невысокая, трехногая. Сидеть не ловко будет. И низко, и того гляди грохнешься. Наверное, решила я, это для тех посетителей, которых приструнить надо. И следующие слова дядьки Петро подтвердили мои думы, - на табурет не садись. Дюже неудобный. Постоишь маленько, не переломишься.