Преграды, сам нестись к заветной цели,
Любви же крылья шире, чем его,
Когда страданья, вроде, присмирели,
Собравши воедино существо.
Задумавшись о мимолётности порывов,
Удаче, что неверна всем,
Он не услышал глас немых призывов,
Он не узнал, что чаще счастье тем
И улыбается, которые об этом
Не думают и не желают знать,
Но стоит только стать тебе поэтом,
От безысходности ты смерти начинаешь звать.
Безмолвствует мистерия внутри
Своею глянцевитой чернотой,
И падает вдруг жертвою войны,
Ведомою с самим собой,
Любовь как счастье,
А счастье как любовь.
И вот запястье
Ты хочешь, чтоб омыла кровь.
Нет, чувства наши в нашей власти,
Но не сознания, не воли,
Они во власти нашей страсти,
Они – причина всей той боли,
Что в забытье оцепененья
Он лишь отчаяньем познает
И в полном горести смиренье,
В котором разум погибает.
Взглянуть в основу наших мыслей
И вдруг увидеть, что от века
От всех жестоких страстных вихрей
Оберегает человека
Лишь он, когда их заглушает
И жизнь беречь повелевает,
Он с нами думает и любит
И сам любовь подчас и губит.
Всё укрощает размышленье,
Возводит в рамки становленья,
Но вот вопрос: тогда всю что ж
Любовь вдруг превращает в ложь?
Он знает, как всё происходит,
Когда лишь вечность верховодит
Желаньем жизни, ведь от ней,
Нет, не приятней, но полней
Она становится обычно,
И как тогда своепривычно
Он может обращаться с чувством
И сделать как его искусством.
А, может, это отговорки?
Ведь не понятно никому,
Как могут быть глаза столь зорки
Лишь обращённые во тьму
Внутри гнездящегося чувства
И столь слепы там и тогда,
Когда к особому искусству
Не нужно прилагать труда.
Сказать, как есть, она поймёт,
И если счастья не дано,
То снять с души хотя бы гнёт,
Пусть будет так, как суждено.
Ведь просто оказалось всё,
Как только чувство он своё
Раскрыл, и дал привольно хлынуть,
И горизонт пред ним раздвинул.
Период чувства
Она, она и лишь она
Тебе, счастливому, нужна.
Отбрось все эти размышленья
И удушающие мненья
И погрузись в него с главой,
Пусть верховодится судьбой
Весь чувства мир, вскормлён тобой.
Он всё такой же, но другой,
И не к чему ему покой,
Собой владенье в чтоб ни стало,
Его вдруг чувство всё объяло.
Но стали ли весёлыми глаза?
О нет, в них всё стоит слеза,
Но стали взоры несравненно глубже,
За морем слёз не видно суши,
И тяжкое сомненье не ушло,
Отчаяние место здесь нашло.
В чём перемена? Он из них