— Просто еще одна жертва твоих великих заблуждений.
Он пытался их урезонить, предупредить об опасностях, которые им
грозят. Но его слова остались без внимания, заглушенные песней
сирен славы и опьяняющим очарованием власти. Он был голосом в
пустыне, проигнорированным и отвергнутым.
Усталость грызла его, безжалостный зверь, грозивший сожрать его
целиком. Он жаждал спасения, мира, где героизм был не костюмом, а
выбором, тихим актом доброты, а не ярким зрелищем.
Однажды ночью, в стерильной тишине своей лаборатории, он
наткнулся на решение — новый революционный препарат, призванный
вызвать глубокий сон без сновидений. Это был экспериментальный,
непроверенный препарат с неизвестными побочными эффектами. Но для
него это стало спасением от окружавшего его безумия. Он знал, чем
рискует, но соблазн забвения был слишком силен, чтобы ему
сопротивляться.
Он приготовил укол, его рука слегка дрожала. Одной дозы,
достаточной, чтобы погрузить его в сон, который может длиться
десятилетия, а возможно, даже столетия. Это была авантюра,
отчаянный акт самосохранения. Но пока он смотрел на шприц, сквозь
усталость пронзила леденящая кровь мысль: он будет первым и,
вероятно, последним опытом.
В его отчете, тщательно составленном до введения препарата,
причиной смерти была названа побочная реакция на экспериментальное
лекарство. Трагический несчастный случай, сноска в анналах истории
медицины. Он жертвовал собой ради шанса на мир, шанса проснуться в
мире, где герои носили халаты, а не плащи.
Игла вонзилась ему в руку, и тьма окутала его.
…
Сон рассеялся, как дым на ветру, оставив после себя тепло и
чувство беспокойства. Он моргнул, его глаза уже отвыкли от яркого
света, проникающего сквозь жалюзи. Улыбка тронула его губы, когда
он посмотрел в окно.
Вот они, люди, по которым он тосковал – обычные люди, ведущие
свои дела. Никаких мерцающих накидок, никаких зловещих плащей,
только обыденный ритм повседневной жизни. Он почувствовал, прилив
удовлетворения, удовлетворенное желание.
Но затем что-то изменилось в его взгляде…
Дрожь беспокойства пробежала по его спине. Улица внизу кишела
мужчинами. Мужчины всех возрастов, форм и размеров, но ни одной
женщины в поле зрения. Как будто мир тщательно отфильтровали,
оставив после себя только один пол.
Улыбка померкла, сменившись растущим чувством беспокойства. Это
было неправильно. Отсутствие женщин ощущалось зияющей дырой,
неестественной тишиной в симфонии жизни. Как будто из мелодии
вырвался жизненный аккорд, оставивший диссонирующую ноту, которая
нашла отклик глубоко внутри него.