С ней в блеске не поспорить ни планете.
XXXII. Quanto piú m’avvicino al giorno estremo
Чем боле приближаюсь я ко дню,
Что обрывает горести земные,
Тем легче мчат назад часы шальные,
Тем мене уповаю я и мню.
Вы, помыслы о страсти, сохраню
Недолго вас: как ковы ледяные,
Плоть тает, отходя во дни иные,
Когда истому на покой сменю.
А вместе с плотью тает обольщенье,
Так вызывавшее в уме моем
Веселье, горечь, страх иль возмущенье.
Увидим скоро, как другой, с умом,
Закрутит жалких дел коловращенье
И так же станет плакать ни о чем.
XXXIII. Già fiammeggiava l’amorosa stella
Звезда Любви затеплилась в ночи
Востока, между тем на небосклоне
Другая, неприятная Юноне,
Льет с севера блестящие лучи.
В тот час, когда от сна встают ткачи
И босиком бегут раздуть огонь, и
Любовники, и неженки, и сони,
Струят из глаз соленые ключи, –
Та, коей рядом не было в помине,
Явилась вдруг, для сердца – не для глаз,
(Их сон смыкал, а ране – рыд потряс),
Пришла, какой я не видал доныне.
Она сказала: Ты скорбишь? Вот раз!
Ведь я жива – чего же ты в кручине?
XXXIV. Apollo, s’anchor vive il bel desio
О Феб! Коль жив в тебе твой нежный пыл,
Тебя сжигавший в Фессалийской пади,
И милые блондинистые пряди
Ты за грядою лет не позабыл, –
Не дай, чтоб злых времен холодный ил,
Затем что этот век с твоим в разладе,
Лавр оболок честной, какого ради
Вслед за тобой я душу погубил.
Ты силою любви святого дара,
Дар, каковой в унылой жизни – друг,
Очисти мир от странного кошмара.
Удивлены, тогда увидим луг
И в нем – она, укрытая от жара
Под сенью собственных своих же рук.
XXXV. Solo e pensoso i piú deserti campi
Один, задумчив, я поля пустые
Медлительными меряю шагами
И убегаю тотчас прочь глазами,
Завидев на песке следы людские.
Не действуют преграды никакие:
Повсюду любопытный взгляд за вами, –
Меня испепеляющее пламя
Вовне являю миною тоски я.
Я думаю, ручьи, леса и горы
Уже вполне то знают, что отчасти
Нескромные повыведали взоры.
Все дело в том, что я везде, к напасти,
Беседую с предметом Нежной Страсти, –
Всему виною эти разговоры.
XXXVI. S’io credesse per morte essere scarco
Будь я уверен – смерть всему конец,
И пошлому любовному томленью,
Сложил бы в землю я без промедленью
Унылых членов пакостный свинец.
Но так как ныне я подверг вконец
Загробные все радости сомненью –
По полуздраву полуразмышленью,
Я на земле пока полужилец.