И сегодня, за день до моего отъезда пела душа. Не было с нами
нынче атамана Орлова, Илловайского, даже Денисова не приглашали,
потому как он... цитата от Платова: “Несколько зануда , учёностью
передо мной кичится, а сам подомной ходил и ходить будет”. Вот так
вот!
— Ой на горе стоял казак. Он Богу молился. За свободу за народ
тихо поклонился. Ойся - ты ойся... - кричал Платов, а я, вместе с
еще с двумя есаулами, изображал лезгинку [На горе стоял казак.
Казачья песня. Полный текст в Приложении].
И вот она - русская меланхолия, после которой может наступить
время полнейших глупостей. А под меланхолию, лучше “Ворона” не
придумать.
— Черный ворон, что ты вьешься, над моею головой! Ты добычи не
добьешься, черный ворон, я - не твой... - обнявшись, вновь
всхлипывая и даже рыдая, мы пели с Матвеем Ивановичем и были в этот
момент до горьких слез счастливы.
В этот раз дело не дошло до “коня”, приберег я эту песню на
потом. Все-таки и без того уже прослыл “казачьим пиитом”. Прямо,
Розенбаум.
Так вот, продолжу про широкую русскую душу, которая, пусть и
может подвигнуть дать другу в рожу, но все равно честнее честного,
не умеет скрывать обиды. Ну а если любить, то всеми фибрами, всем
сознанием, или вовсе отключая его. Дружить? Так жизнь за друга
отдать. И теперь, всего-то шестью пьянками, украденными песнями и
стихами из будущего еще и синяком, нынче украшающим правый глаз
Платова, я добился настолько много, что никакие переговоры не
справились бы лучше. Теперь я свой, а своих нельзя грабить, к ним
не следует бегать на земли и воровать урожай. Нельзя и обманывать,
не по-христиански же это.
Сперва Орлов, а теперь Платов, они готовы были многое мне
подарить, или пообещать. А мне, ведь, не так, чтобы и многое нужно
от них. Вернее, жертвы и большие уступки со стороны атаманов не
нужны, а вот долгосрочное сотрудничество - да.
На следующий день, 16 февраля 1798 года, уже когда многое было
решено, когда прибыл Лев Цветков и продолжил работу с калмыками,
как и с казаками, я отправился домой. Благо от Черкасска до
Надеждово было не более ста двадцати верст, а Дон еще не вскрылся,
так что мог успеть доехать на санях.
Отправлялся я не один, со мной уходили две казачьи сотни, по
словам Платова, они были лучшие из лучших. Может быть. На вид,
мужчины казались серьезными бойцами, да и возраст такой “золотой”,
что я удивился, что мне подобных воинов выделили. Обычно казаки
комплектовали свои полки по принципу половины новиков на половину
стариков, чтобы одни учились у других. И то, что две сотни вот
таких мужиков по лет тридцать и все, в кого не плюнь, не ниже
урядника, мои...