И вот до чего додумался:
Во-первых, это всяким бедолагам слабосильным нужны чины и
громкие звания, чтобы кому-то что-то доказать, а нам того не надо.
Мы, если что, можем просто рожу сломать.
Ну а, во-вторых, командовать людьми это очень… просто невозможно
утомительно!
Серьёзно!
Есть у меня один слуга или… как он там сам себя называет?
Камердинером, кажется. Кузьмич. Вильгельм Куртович Зеехофер, если
быть точным. Язык сломаешь, пока произнесёшь.
Австрияк.
Как так получилось, расскажу позже, сейчас не об этом. Сейчас о
том, что Кузьмич меня в одну каску задолбать сумел. Всю жизнь его
прогоняю, говорю: «Иди, Кузьмич! Живи своим умом! Беги, доходяга,
ты свободен!»
А он мне, мол, нет да нет. Вы без меня, мол, барин, пропадёте. И
не уходит. Я ему, помнится, даже денег предлагал, а он всё равно ни
в какую.
А как-то раз его раз на вертолёте в тайгу отвёз за четыреста
километров, но он ведь смышлёный, сука. Пока едет, дорогу
запоминает. Как кошак.
А прицепился ко мне Кузьмич ещё во время войны.
Мы тогда с союзниками Вену от нежити зачищали, и я его от толпы
зомбарей спас. Как именно спас, уже не помню; там ведь каждую
минуту вокруг мясо происходило. Ну… вот Кузьмич на почве острых
ощущений умишком-то и тронулся. Решил, что обязан мне жизнью, и
поклялся служить вечно. По какому-то там своему благородному
кодексу. Джентльмен типа.
Паскуда такая.
Ну…
Ладно уж, брюзжу.
Мужик он на самом деле в хозяйстве полезный. Русский освоил, как
родной, и даже в менталитет нашинский с головой занырнул. Тощий
разве что и бледный, как нежить. И бородка его эта… назову
«козлиной», так ни за что, ни про что козлов обижу.
Опять же в этикетах разбирается.
— Ваше Благородие, — Кузьмич открыл перед Володей дверь
автомобиля. — Удачной вам дороги.
Ну а я сейчас стоял на крыльце и махал товарищам рукой. Херово,
конечно, что на ночь не остались, ну да ничего. Дела у них всё,
заботы. Пашут как мерины в борозде.
Погода на дворе роскошная. Ранние августовские сумерки, первые
звёзды и последние сверчки. В теле прямо-таки невесомость. И ещё
чувство алкогольной недосказанности, так что спать я точно не
пойду. Пойду лучше зайду к Лёхе, проведаю, как там дружище.
Кортеж богатых чёрных машин с мигалками и государственными
номерами выехал за ворота, а я ещё чуток позалипал в небо и
двинулся в путь.