Генка не мог сдержать слёз, жалел отца. Мать смотрела осуждающе – плачет, словно отец его растил. Она, Томка, растила. Умер, значит так богу угодно. Пусть по нему его алкашка плачет, гражданская жена. Слово-то какое… неуютное. Какая она жена? Сожительница. Собутыльница.
Томка вот не плачет, а ведь от неё муж ушёл – сегодня как бы второй раз. А первый его уход помнился с обидой: от неё, домовитой, хозяйственной, положительной во всём, ушел к пьянчужке…
Томка увидела её на похоронах – в первый и единственный раз – обессилевшую от слёз, сломленную горем. Сломанную, как молодое деревце. А она ничего, симпатичная, и на пьяницу не похожа совсем – фигурка складненькая да ладненькая, подбородок вздёрнут, на Томку как на пустое место смотрит.
А ведь сама их с Генкой позвала. И за место на кладбище заплатила, и о деньгах не заикнулась. Попробовала бы заикнуться, Томка бы ей сказала… Молчит, держится, хотя заметно, что из последних сил. Лицо слезами залито, а голову не опускает. Гордая.
Генка как-то раз билеты купил на спектакль, вот там – такие же были, как эта. Спектакль чудной, балет называется: артисты молчали как немые, не говорили ничего, только танцевали. Томка сначала не понимала, чего они там изображали, потом вроде как понимать стала: без слов всю историю рассказали, аж душа перевернулась в Томке, и Снегурку жалко до слёз, и бабку с дедом, и Мизгиря-горемыку, и Леля-пастушка: счастье своё не увидел, мимо прошёл! Томка и не знала, что можно вот так – без слов, а как будто словами!
…И где её Толька такую отыскал, где подобрал? Или это она его подобрала? Теперь вот одна осталась. У Томки сын есть и внучка (дома оставили, нечего ей тут), а у этой – кто? Стояла одна, ни на кого не глядя.
Потом расходиться стали. Начальник Толькин в «лэндровере» уехал, а за ним вся кодла-шоферня, Толикины собутыльники. Томка тоже хотела уйти, но сын попросил: «Мам, подожди, постоим ещё». А эта – одна ушла, никто не провожал. Каково ей теперь…
Томка опомнилась. Что это на неё нашло – разлучницу жалеть вздумала. Это что же получается? Её Толик, пустозвон, пьяница и бездельник, оказался кому-то нужен (этой вот заплаканной берёзке, и ведь любила, пять лет развода не требовала, теперь ничего не получит, ни с чем осталась!) А она, Томка, никому не нужна?