Поняв, что скоро останется один, Ларри впал в состояние, близкое к истерическому. Он ухватил Гурова за рукав и ни в какую не хотел отпускать. Оставаться в доме одному ему было страшно. Из сумбурных обрывков фраз, которые тот выпаливал с неимоверной скоростью, Гурову так и не удалось понять, чего тот боится больше: того, что воры вернутся, или что его коллекция лишилась защиты в виде уникальной электронной системы. Он пытался убедить потерпевшего, что в эту ночь нашествие воров ему не грозит, напоминал про снаряд, который дважды в одну воронку не падает, приводил еще сотню веских аргументов, но Ларри ничего не слышал. Он все твердил, что не может остаться в доме один, и они, сотрудники полиции, никак не могут его бросить.
К уговорам подключился Крячко, но и это не помогло. В итоге полковникам пришлось изменить решение. Они остались с Ларри, рассудив, что тратить драгоценные часы на дорогу до Москвы и обратно довольно глупо. Тем более что хозяин сам предложил ночлег. Только после этого Ларри успокоился. Не прошло и двух минут, как он завалился на кровать и мгновенно уснул. Гуров и Крячко еще какое-то время перебирали факты и улики нового дела, но вскоре последовали примеру хозяина и, разместившись кое-как на узком диване, отключились до утра.
Наутро оба полковника проснулись с головной болью и ломотой в суставах. Сон на неудобном узком диване не пошел им на пользу. Сожаление о принятом накануне решении остаться на ночь в доме Кобышевски пришло слишком поздно. Зато хозяин дома был явно доволен. Ровно в шесть утра он разбудил постояльцев звоном посуды и веселым пением. Разбивая яйца над чугунной сковородкой, Ларри вполголоса напевал бодрый марш.
Увидев, что гости проснулись, он со смущенной улыбкой на губах объяснил, что в трудные минуты ему всегда помогает пение песен предков, а единственной песней, которую он помнил, был национальный гимн поляков, дошедший до современников чуть ли не из восемнадцатого века. Потчуя гостей яичницей и крепким пахучим чаем, Ларри заявил, что ночью ему было видение, означавшее, что полиция непременно найдет его пропажу. Глядя на его довольное лицо, легко можно было поверить в то, что он искренне верит в ночные видения и их магическую силу.
Разубеждать его ни Гуров, ни Крячко не решились. Мало ли? Впадет снова в отчаяние и не выпустит их из дома. Пусть уж лучше остается довольным и распевает польский гимн, пока полковники ведут расследование. Сами же они ничуть не сомневались, что передача украденных раритетов произошла вчера, и отыскать их удастся только в том случае, если повезет взять преступников, но не просто взять, а еще и расколоть.