– Бред! Вы меня извините, конечно, господа… Боюсь, я лезу не в свое дело, но… Раз уж вы были с нами откровенны, то я с вами тоже буду начистоту. Вы ищете мозги там, где их нет и по определению быть не может… Прошу прощения за грубость. Будем считать, что у меня это такой профессиональный юмор. А если серьезно… – Константин сосредоточенно сдвинул брови к переносице. – Виктор Петрович часто ругался. Часто был чем-то недоволен. Это была его привычная манера общения, и все, кто хорошо знал Виктора Петровича, давно перестали обращать на это внимание… Последние два дня, о которых вы говорите, не стали исключением из правил. Наверняка он ругался… Естественно, и мне лично прилетело… Но я даже не помню причин, вызвавших в этот раз недовольство главного… Они могли быть связаны с чем угодно… Не так, как должно, обошлись с кем-то из VIP-клиентов, не вовремя завезли медикаменты, или завезли, но не те, которые требовались в первую очередь… Операция, которая должна была завершиться в течение часа, по стечению каких-то обстоятельств длилась больше трех… Любая из этих причин могла вызвать бурю негодования у Виктора Петровича. – Перекатнов замолчал и устало провел ладонью по лбу. – Он был не из тех главврачей, которые просто подмахивают бумажки и ни во что не вмешиваются… Присутствие Виктора Петровича ощущалось везде и во всем. И та эмоциональность…
Он не успел закончить начатой фразы. Со стороны окна раздался странный скулящий звук. И Константин, и сыщики одновременно повернули головы. Ермаков снял очки и закрыл ладонями лицо. Плечи его вздрагивали от рыданий.
– Твою мать! – даже не попытался скрыть презрения Перекатнов. – Началось… – Он снова взглянул на часы: – А у меня операция, господа. Может, вы все-таки позволите мне покинуть ваше милое общество. Жизнь человека на кону, чтоб вы понимали…
– Это я… – пробормотал сквозь слезы Дмитрий Ульянович. – Это я во всем виноват… Во всем, что случилось.
Гуров и Крячко переглянулись.
– О чем вы, Дмитрий Ульянович? – живо ухватился за истерику заведующего Гуров.
– Не обращайте внимания, – посоветовал Перекатнов. – Ни в чем он не виноват. Это не более чем бред. Он с утра сам не свой. С того самого момента, как стало известно… о смерти Виктора Петровича. Они были близкими друзьями.
– Нет, я виноват. – Ермаков отбросил очки, надеясь, что те полетят на стол, но этого не случилось. Очки упали на пол, и только серый ковер с высоким ворсом не позволил им разбиться. – Я виноват… Я подвел… Если бы я брал на себя чуть больше ответственности… Хоть чуточку больше… Витя… Витя не дошел бы до такого. Моя вина. Кругом моя вина!..