Я знал, что это уже не раз случалось со мной. И я всегда пытался что-то вспомнить и не мог. Я не понимал, как это возможно, ведь я еще очень мал, и таких воспоминаний быть не должно. И мысль останавливалась, но какое-то ощущение внутри меня уходило далеко-далеко. Я парил в пространстве…
Сейчас, конечно, я могу объяснить, что чувствовал тогда, с точки зрения медитативного опыта и многолетних практик. А тогда было так необычно и в то же время привычно. И это вносило такую сумятицу в сознание: «Что происходит? Где я?» Но я понимал, что никто мне не объяснит, нужно думать самому. Я почему-то знал, что во всем разберусь. Надо просто жить в моменте и ждать, и я буду постепенно все узнавать.
– Ты в детстве привык не рассказывать никому о своих ощущениях? Держал в себе свои мысли и такие воспоминания? Ты знал, что никто ничего не поймет?
Меня никто не спрашивал, а потребности делиться своими мыслями и ощущениями не возникало. Да и некому было рассказывать. Люди не очень интересовались мной. У меня была интересная мама. Я не помню, чтобы она со мной разговаривала. С точки зрения обычных родителей, такое отношение и все, что случилось со мной на реке, было ужасным. И с этим не поспоришь, но теперь я считаю, что для меня это был бесценный опыт выхода из тела.
Для большинства обычных людей сознание и тело неразделимы, и они могут осознавать себя только внутри своего физического тела. Из своей практики учителя я знаю, что первый медитативный опыт часто сопровождается выходом из тела. И у некоторых людей это состояние вызывает жуткий страх, и на этом их занятия духовными практиками заканчиваются. А другие, наоборот, почувствовав эйфорию от пребывания вне тела, не хотят в него возвращаться. Для них медитация становится способом сбежать от реальности с ее проблемами в мир иллюзий. И то и другое отношение – это крайности, истина, как всегда, посередине.
Перемена в моей жизни произошла вскоре после случая с лодкой. И первые разговоры со мной начались, когда мне было лет пять. Я тогда приехал из Белоруссии, где жил с мамой, обратно в Питер. Я стал жить у бабушки и тети. Они разговаривали со мной, и это было очень некомфортно. Я не привык кому-то о себе рассказывать. Мне казалось, что они задают очень много вопросов.
— Было ощущение, что никто не поймет?