для мужчин. Я обнаружила их в центре ста акров пастбища, среди стогов сена. Было так жарко, что я спряталась от солнца в стог. Папа с трудом нашел меня спящей – в какой-то момент моя нога высунулась из сена. Меня искали несколько часов.
Моя мать была поцелуйщицей. Она целовала меня в маковку, когда я молилась.
В любом случае я поцеловала не руку, а запястье. Мои губы лишь слегка коснулись тонких светлых волос, и я заметила морщинистые костяшки, словно его пальцы тоже хмурились. Рука была худой, очень изящной и темной у костяшек и под ногтями, но мне не требовалась исповедь на Гисборн-роуд, чтобы ощутить к нему жалость. Я видела, как он пялился своими голубыми глазами из окна спальни. Именно об этом я думала, когда поцеловала его несчастную печальную руку. Я хотела сказать этим: вы хороший человек, что бы вы ни сделали. Мне никогда не разрешали завести лошадь, но я подумала, что он похож на лошадь, которая прижимает к голове уши, запертая в стойле.
Когда я вернулась со свалки, мне нужно было распаковать груду картонных коробок, а еще были двое детей, которым требовалась своя доля любви, милым солнышкам. У Эдит все хорошо, но у Ронни день не задался. Я поняла это прежде, чем увидела, что его класс отпустили и он вышел из ворот в шортах и одном гольфе. Как можно потерять гольф и сохранить ботинок?
Эдит стояла за ним, качая головой.
Я спросила Ронни, не дразнил ли его кто.
В ответ он исполнил глупый танец, посреди улицы, перед всеми. Он выглядел безумным, тыча пальцем то в свою голову, то в попу, высовывая язык. Непозволительно беспокоиться о том, что думают о вас люди, но я взяла его за руку и потащила домой, а Эдит поспевала за нами, повторяя: «Что ты собираешься делать?»
Конечно, я должна была усадить их обоих, и испечь им печенье, и налить по стакану молока, но мне нужно было позвонить знакомому в «Дженерал Моторс Холден», пока Коротышка не вернулся домой. Если бы он меня застукал, я бы заработала алую букву или дурацкий колпак.
Трудно представить, будто громадная компания вроде «ДМХ» знала всех людей, которые продавали автомобили конкурентов, но они знали моего Коротышку благодаря его репутации. «Они» – в смысле, мистер Данстен. Данстен сказал, мой муж был «классным», как лучший стригаль, который может постричь четыреста овец в день. (Число мериносов совсем другое, конечно.) Откуда-то мистер Данстен знал всю бухгалтерию Коротышки, словно счет в крикете: столько-то продаж в Уоррагэле, столько-то в Сейле. Я была рада слышать, когда только начала общаться с мистером Данстеном, что тот хотел взять Коротышку «на борт». Как и я, он верил в будущее с «холденом».