«В этой связи особую тревогу у меня вызывает следующее обстоятельство, – продолжал Гитлер. – При формировании войск вторжения вдали от глаз и авиации противника, а также в связи с недавними операциями на Балканах вдоль границы с Советским Союзом скопилось большое количество моих войск, около 80 дивизий, что, возможно, и породило циркулирующие ныне слухи о вероятном военном конфликте между нами.
Уверяю Вас честью главы государства, что это не так. Со своей стороны, я также с пониманием отношусь к тому, что вы не можете полностью игнорировать эти слухи и также сосредоточили на границе достаточное количество своих войск…»
Гитлер писал, что в этой обстановке может возникнуть случайный конфликт, который рискует перерасти в войну. Тогда уже будет трудно определить, кто первым открыл боевые действия, и тем более их остановить. И успокаивал Сталина: «…Примерно 15–20 июня я планирую начать массированную переброску войск на запад с Вашей границы. При этом убедительнейшим образом прошу Вас не поддаваться ни на какие провокации, которые могут иметь место со стороны моих забывших долг генералов. И само собой разумеется, постараться не давать им никакого повода…»
Можно было подумать, что Гитлер делится с партнером глубочайшей тайной, просит войти в положение. На самом деле фюреру нужно было время, чтобы полностью завершить подготовку к вторжению в СССР. Доверительным, даже просительным тоном он хотел усыпить бдительность сегодняшнего партнера и завтрашнего врага.
Послание венчала многозначительная фраза: «Ожидаю встречи в июле». Сталин мог резонно предположить, что, если человек предлагает общение, чтобы обсудить какие-то проблемы, то вряд перед этим полезет в драку…
Знали ли в Москве, что подготовка к плану «Барбаросса» предусматривала среди прочих задач и дезинформацию советского руководства? Возможно, визит в Москву «некоего лица» и доставка «важного письма» были частью этой кампании…
Трудно сказать, поверил ли Сталин Гитлеру. Однако после прилета «юнкерса» советский лидер почему-то успокоился и стал особенно подозрительно относиться к донесениям разведчиков, которые раз за разом сообщали о близости войны. Вскоре Берия вообще наложил на них запрет, дабы не гневить Сталина.
Может, между этими событиями нет связи, но их так и хочется выстроить в одну логическую цепочку. 15 мая в Москву прилетел «юнкерс», а на следующий день никаких важных совещаний в Кремле не проводилось. И в журнале посещений Сталина не зафиксировано ни одного визита. Хотя вождь постоянно принимал гостей, но в тот день – никого…