Анатолий не договорил, точнее, Виктор, не дослушав, бросился
вновь к кузнице за смартфоном. Позвонив на бегу отцу Игнатию, он
успел сделать ещё звонок сестре Татьяне.
Упав на колени перед Андреем, он сменил Анатолия, и стал
осторожно, чтобы не повредить тонкие рёбра ребёнка, делать
искусственное дыхание. Буквально через три минуты рядом уже были и
отец Игнатий, и Татьяна. Отец Игнатий присел около головы ребёнка и
негромко забормотал слова молитвы, а Татьяна, упав на колени, села
рядом, и, взяв в свои руки тонкую, холодную и бледную ладонь
ребёнка, тихо плакала. Ещё через минуту подошла и встала неподалёку
игуменья, несколько монашек и прихожанок. Отдельной стайкой
молчаливо стояли дети из приюта. Собравшиеся или молчали, или
негромко шептали молитвы.
***
Я умер. Я чувствовал своё тело, но не мог пошевелить ни рукой,
ни ногой. Яркий свет бил в глаза, это было неудобно, но прикрыть
глаза я тоже не мог. Я слышал жуткий протяжный вой Красавки и
понимал, что она сейчас оплакивает мою смерть. Чувство
благодарности шевельнулось в душе, захотелось, как я делал каждый
день, провести ладонью по её гладкой шерсти. Но пальцы меня не
слушались, я лишь чувствовал, как они остывают. Обида на то, что я
не успел сделать и узнать так много интересного, сменилась
спокойствием – значит, такова воля Его и таков мой Крест.
Ещё через минуту мои уши услышали топот, треск разрываемой
рубашки и несколько толчков в грудь. На губы надавили чем-то
влажным, и в рот под давлением хлынул воздух – непривычно тёплый и
непривычно под напором. Зачем это? Всё кончилось… но встать и
объяснить дяде Толе и дяде Виктору, что ничего делать не надо, что
так и должно быть, что надо смириться и принять то, что уже
произошло, я не мог и поэтому отстранённо, с недоумением
воспринимал их действия.
Снова толчки в грудь, поток воздуха в рот. Неясный шум, лай
Красавки, поскуливание щенков. Вскоре к этому фону присоединился
голос, читающий «Отче наш», в котором я узнал отца Игнатия. Узнал с
трудом – я привык к его размеренному и безэмоциональному
речитативу, которым он вёл службы в храмах, а сейчас его голос
сипел и срывался: – И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем
должником нашим… Сквозь шум пробивался и плач Татьяны и её шёпот: –
Господи, помоги! Не забирай его, Господи! Спаси и сохрани!