— Держи, —
он протянул мне яблоко.
Мне же
достались безразличный тон и равнодушный взгляд, будто между нами ничего и не
было. Слова отдались в груди тупой болью.
У каждого из
ребят пиликнули или завибрировали телефоны — им пришло новое сообщение. Я тоже
потянулась к карману проверить: вероятно, кто-то в общем классном чате что-то
написал.
— Класс!
Литературы не будет! — убирая телефон в карман брюк, объявил Кир за несколько
секунд до того, как я успела прочитать об этом сама. — Отлично, тогда сейчас и
махну на вокзал.
— Что ж,
тогда можно пойти домой, — предложила я.
— Новый
директор проводит собрание после уроков, — проговорила Элла.
— Какое
собрание? Мне ничего не пришло, — удивилась я.
Элла с
сочувствием посмотрела на меня поверх очков и взялась за свой рюкзак. Остальные
тоже засуетились.
— Не
расстраивайся, что не попала в реестр.
— У меня всё
равно были дела: обещала маме помочь. — Я изобразила улыбку.
Девушка
склонилась к моему уху и зашептала:
— Если
хочешь, можешь тоже пойти. Скажи маме, что у тебя дополнительные занятия
начались. А там тебя никто и не заметит: одним человеком больше, одним меньше.
Вот именно
что — человеком. Я для всех человек, им и должна оставаться, а не поддаваться
на уговоры бунтарки.
Я
чувствовала, как Артём сверлит меня взглядом, но проигнорировала его.
Отмахнулась
от подруги — мол, не стоит. Элла взглянула с сомнением, ничего не сказав, а я,
несмотря на все усилия, не удержалась и повернула голову.
Артём,
затаив дыхание, слушал нас и хмурился. Потом послал мне острый предупреждающий
взгляд и развернулся. И, конечно же, Виктория засеменила за ним.
У выхода из
столовой мы с ребятами разошлись в разные стороны. Я направилась в раздевалку,
а они в актовый зал. По пути мне встретилась директор. Ксения Владимировна
стояла возле витрины наград, скрестив на груди руки. Я удивилась, увидев её.
Рядом никого не было.
Она следила,
чтобы я покинула гимназию и не задержалась. Я вежливо кивнула ей и отвернулась.
Одевшись, я
выскочила за дверь. Поёжилась от холода и натянула рукава пальто, пряча в них ладони.
Поленилась доставать перчатки и побрела прочь. Одинокие слезы жгли уголки глаз.
Температура
на улице понизилась, и теперь вместо мелкого дождя с неба сыпались мягкие
хлопья снега. Снег застилал землю. Выйдя за ворота, я свернула к конюшне и
быстро юркнула на аллею, где меня было не разглядеть из окон гимназии. Не
хотела, чтобы кто-то меня видел. Только там я позволила себе стереть влагу с
глаз.