— Идти в театр, — Антон произнес это едва слышно, на выдохе.
— А ну повтори! — неожиданно сам для себя гаркнул на него Мирослав.
Да как он смеет?! Он что, не понимает, что ему физически необходимо то лекарство, что производит чертов баран?! Ему что теперь, ради того, чтобы не ранить чужие чувства, курьерскую службу нанимать, чтобы отправить тридцать миллионов мелкими купюрами в одну сторону и довезти бесценную жидкость, способную хоть ненадолго помочь ему, в другую?!
— Пожалуйста, Мирослав Мстиславович. Меня ж туда на порог не пустят после всего, что я сделал! А Герман Игнатьевич меня попросту убьет, — захлебываясь от волнения, заторопился объясниться помощник.
— Угу. На рога поднимет, — съязвил в ответ Барс. — И будет прав, ибо не надо предавать тех, кому служишь. Предателей презирают и ненавидят и свои, и чужие.
От Антона потянуло тошнотворным приторным запахом страха. Он вдруг ни с того ни с сего бухнулся на колени и ухватился за край простыни, на которой лежал Мирослав.
— Я усвоил урок, Мирослав Мстиславович, я ни за что не повторю ошибок! Вас я ни за что не предам, я лучше умру…
Барс невольно фыркнул. Какой талант пропадает. И почему только в театральное не поступил в свое время? Или парнишке просто не повезло, что его не вовремя приметил Нагицкий?
И ведь, главное, сам верит тому, что говорит. Талант, однозначно, талант. Надо бы попробовать использовать его вместо себя на групповых занятиях, глядишь, и толк выйдет.
— Неужели ты думаешь, что Нагицкий все еще не в курсе, где ты и с кем? — скривился Барс.
— Да, я знаю, что вы заступились за меня, вытащили из того дерьма, в которое я сам себя загнал, но… — его глаза заблестели в приглушенном свете спальни. — Я просто не знаю, как мне в глаза смотреть…
Это вызвало очередную вспышку гнева. Нет, этот малец определенно над ним сегодня издевается. Собственная ярость и злость вкупе с чужим страхом образовывали жгучий коктейль, заставляющий быстрее течь кровь по венам и против воли резонирующий с проклятьем.
Он видел перед глазами темные дымные полосы силы, оплетающей его. А ведь он, мать его, держался. Держался целых три дня!
Окончательно теряя контроль над силой, Мирослав подхватил поднос с кофе и с силой швырнул его в стену прямо над головой зарвавшегося мальчишки, решившего, что сумеет его разжалобить.