— Черт! Милая?! — Максим отстраняется, с раскаяньем заглядывая в лицо. Пальцы судорожно обхватывают мой подбородок. Ушей касается нецензурная брань. Совершенно не понимаю, почему Максим ругает себя последними словами. Хочу спросить, но он опережает меня:
— Тебе плохо?! — мускулистая грудь быстро поднимается и опадает. — Идиот! — порывисто ругается Садулаев, сжимая все сильнее пальцы на моей коже.
10. Глава 10
Максим кривит уголок рта, приподнимая его с левой стороны. Все его эмоции читаются, как в открытой книге. Презрение и отвращение.
— Думаю, не стоит объяснять, что она тут кричала моей девчонке про диван?
— Да ну ! — откликается недоверчиво Волков, приподнимая широкие брови. — Во дает! Че хотела?
Максим бросает на него угрюмый взгляд из-под нахмуренных бровей.
— Отомстить — что ж еще? По-твоему, поздравить с началом счастливой семейной жизни? — хмыкает, ставя диван на пол и пряча руки в карманы джинсов. — Я ей еще черт знает когда сказал, чтобы не донимала и дорогу забыла сюда! — Злится Садулаев, слегка приподнимая гладко выбритый подбородок.
Вот значит, как! Максим не обманул, он ничего не обещал этой женщине. Вот, дрянь! Кровь вскипает в жилах, когда я думаю о том, что для некоторых нет большей радости, чем растоптать и обесценить чьё-то счастье.
— Это мне что, теперь тоже опасаться, что завалится? — начинает беспокоиться Волков.
Мужчина комично морщиться, будто Светка уже обивает пороги его дома. — Жалею, что с ней тогда связался. Слушай, она ж вроде с узбеком крутит? — щелкает громко пальцами. — Ну как его? Азамат! Во.
— А тебе чего опасаться? Ты холостой, свободный, — пожимает безразлично плечами Максим, не разделяя опасений друга. — Да с кем она только не крутила. Я за ее жизнью не слежу.
— Не понимаю, куда Кирпич смотрит? — удивляется Александр, заставляя меня навострить уши. — Свистулька, через все койки наших корешей «перепрыгала».
Свистулька? Перед глазами появляется образ подкаченных ярко-красных губ. Пожалуй, эта кличка ей в самый раз. Мне не капли не жалко рыжую гадюку. По ее милости у меня половину ночи тянуло низ живота.
— Плевать, пусть сам со своей сеструхой разбирается. Лишь бы мою Ангелину никто не трогал. — В голосе Максима читается беспокойство.
Кирпич. Машинально передергиваю плечами, вспомнив случайную встречу с этим неотёсанным неандертальцем.