— Нет, мам, — успокаиваю родительницу, ловко справляясь с электрической перечницей. Супер штука! Раз и готово. — Всего на восемь лет.
Губы трогает легкая задумчивая улыбка, а ведь когда-то мне казалась такая разница в возрасте настоящей пропастью.
Слышу негромкое бормотание так похожее на молитву. Должно быть, мама боялась услышать другую цифру, намного внушительнее, озвученной. Папа тоже партизан, — по-доброму негодую, — мог бы и рассказать, что Максим у меня молодой и в старики уж точно ему рано записываться.
— Когда я уже поговорю со своим будущим зятем? — не унимается мама, но, по крайней мере, в ее голосе уже не слышится настороженных нот. Скорее всего, она решила, что восемь лет — вполне себе приемлемая разница. — Может, передашь трубочку, поздороваться?
Машу головой в отрицательном жесте, но, когда понимаю, что она не может это видеть, спохватившись, зажимаю сильнее трубку между щекой и плечом, отвечаю:
— Максим на работе, так что… разговор откладывается, — Ладно, мамуль, целую, папке привет! — решаю закончить разговор, что и так длится без малого сорок минут.
Я уже хочу положить трубку, как слышу мамин тяжёлый вздох:
— Не могу поверить, что моя маленькая девочка выросла, — в ее голосе звучат явные нотки грусти и какой-то щемящей ностальгии. — Вот, сама скоро станешь женой и матерью…
После этой фразы телефонный разговор затягивается ещё на добрых полчаса.
Беседа оставляет тёплое приятное послевкусие, и я понимаю, как сильно соскучилась по нежным рукам мамы.
Переложив длинные тонкие кусочки мяса в сковородку, которую, между прочим, нашла с огромным трудом, добавляю небольшое количество оливкового масла. На сильном огне мясо шкварчит, заполняя обеденную зону умопомрачительным ароматом. Быстро распечатав бумажный пакет с мукой, отмеряю нужное количество для подливы. Чихнув, провожу по кончику носа рукой, испачканной в муке.
— М-м-м, детка, чем так вкусно пахнет?
Вздрагиваю, оборачиваясь. Максим, как всегда, подобрался ко мне совершенно бесшумно.
Синие глаза горят озорным огоньком, хриплый смех ласкает мой слух.
— Ты испачкалась в муке, — почти невесомо смахивает оставшиеся следы муки с моего носа и щеки. — Вот так, — улыбается своей неподражаемой улыбкой, заставляя мое глупое сердечко трепыхаться, как хрупкие крылья мотылька, так опасно посмевшего подлететь к танцующему пламени открытого огня.