Я оглянулся.
Айнур шёл рядом с Симаром. Меч он держал так, словно намеревался
тут же проткнуть колдуна. И я понимал, что успокоить нашего
предводителя будет непросто.
Волки и барсы смекнули, что драки не миновать, и стали окружать
нас.
Они видели, что люди Айнура идут, как в атаку. Нишай был для них
абсолютным злом, и договариваться с колдуном они не собирались.
Но вольные племена уважали личную смелость и оценили слова
Нишая.
Заволновалась и Ниса, ощутив угрозу в людях с блестящими
палками. Она жалобно закурлыкала, и из-за камня с рычанием вылетел
Мавик.
Я его гнал, но волк затаился поблизости и изображал охранника.
Теперь он взялся защищать драконицу. Кино и немцы… Он же её вчера
сожрать хотел…
Мавик раскинул крылья, оскалился, и крылатые волки
заволновались.
Мой бандит регулярно пытался оспаривать власть у Гиреша. И его
злость переполошила половину стаи.
Люди Айнура остановились. У волков бывает что-то вроде приступов
бешенства, и тут лучше бы поберечься.
Воины Ичина кинулись к зверям, пытаясь их успокоить. Частично
это им удалось, только Мавик всё петушился, загораживая крыльями
Нису.
— Бред какой-то, — сказал я. — Нишай, ты понимаешь, что мы из-за
тебя лагерь свернули? Мы думали, что к нам колдуны летят, чтобы
сжечь тут всё! Ты идиот?
— Я могу долечить руку Ичина, — сказал колдун, играя в
невозмутимость. — И могу снять печать с вашего Йорда. Мне это
вполне по силам.
Я молча покачал головой. Слова про бабая содержали слишком мало
экспрессии, а больше ничего в голову не шло.
— А чего вы горшки раскидали? — раздалось у меня над ухом. — Не
хорошо!
Я обернулся.
Счастливый Истэчи — рожа у него едва не трескалась от улыбки —
держал в руках наш горшок с зелёной шишкой растущего мира.
— Я по лесу иду: смотрю — наши горшки под кустом стоят! —
сообщил он всё с той же идиотской улыбкой. (Явно лимон забыл
съесть.) — Лапником как попало завалены. А этот — светится сквозь
лапник…
Нишай рванул с плеч плащ и кинулся к Истэчи.
Он выхватил из рук моего любвеобильного приятеля горшок и
закутал в шёлк, отделанный горностаем.
— Его же нельзя на свет! — прошептал колдун, баюкая семя. — Ну
как я мог не вернуться? Вы же его угробите!
Он опустился на колени, поставил горшок на землю и стал плотнее
закутывать в лёгкую ткань.
Я снял с плеч куртку, только сейчас вспомнив, что стянул её с
Тоша. Остался заяц без куртки…