Цифровая шкала покрутилась секунду, высчитывая мой вес заново.
В животе зашевелилось дурное предчувствие. Матушка снова нахмурилась и схватила измерительную ленту. Я стояла неподвижно, подняв руки, пока она измеряла мою талию и бедра, а затем грудь. Каждая цифра аккуратно оказывалась рядом с прежними результатами. Я не смогла устоять и заглянула ей через плечо, пока она вносила параметры моих рук в книгу. Ее неудовольствие росло. Беспокойное шевеление в животе превратилось в извивающийся клубок змей, когда я увидела на бумаге свою ошибку.
Я по глупости решила, что ночные упражнения пройдут незамеченными. Целых полтора месяца я вкладывала в тренировки все силы. Я любовно поглаживала обретшие новую форму руки, которые больше не казались на ощупь вареными макаронинами, восхищалась подтянутым животом, который перестал быть мягким. Ноги были венцом моих достижений. Они больше не дрожали от малейшего напряжения. Я заставила их приготовиться к любым нагрузкам. Теперь я была гораздо сильнее. Каждая мышца в моем теле буквально гудела от желания подрасти еще. И оно того стоило.
И это самое тело, которым я так гордилась, теперь предавало меня. Как же наивна я была. Матушка наверняка заметила перемены. Ничто никогда не ускользало от ее бдительного взора, а даже если ускользало, цифры не лгут. Озабоченность на лице Матушки становилась все более суровой с каждым измерением. Мне хотелось спрятаться, но деваться было некуда. И не соврать, и не изобразить невинность. Измерительная лента казалась лезвием топора у моей шеи, которое жаждало завершить свое дело. Матушка никогда мне этого не простит. Она узнает. Все мои секреты раскроются. Не видать мне сегодня награды. То, что я сделала, она назовет предательством. И будет права. Мне полагалось доверять Матушке. Не проявлять неповиновения.
Она молча захлопнула мою карту и принялась расхаживать по комнате. Я внутренне сжалась в ожидании наказания, которое, я знала, уже близко, а она методично обшаривала каждый квадратный дюйм моего жилья. Все тайны, которые я прятала последние десять лет, всплыли наружу. Мое сердце разбилось, когда она вытащила из диванных подушек Дейзи и выбросила ее в помойное ведро, словно старую грязную тряпку. Сотни изображений солнца, нарисованные и спрятанные мной между пружин дивана, были разорваны на клочки.