Век великих экспериментов - страница 3

Шрифт
Интервал


Сегодня очевидно, что этого нужного умения пользоваться свободой человечество не обрело.

Соборность, коллективность, положившая начало формированию государств, базировалась прежде всего на религии. Но к началу двадцатого века новой религией, отрицающей все прочие, как и Божественное начало всего сущего, стал атеизм. Свобода, как фетиш, вернула часть человеческой цивилизации во времена язычества. Сочетание либерализма и атеизма, неожиданное для большинства не только русского, но и иных народов, породило новую форму идейного объединения на принципах безнаказанной (Бога нет) вседозволенности, в которой отношение к личности низводилось до прагматичной нужности или ненужности, а совесть и нравственность претерпевали изменения, угодные власти придержащей. Жизнь человека по постулатам этой «новой религии» не имеет смысла. Реализация идеи всеобщего счастья, приниженной до уровня физических и физиологических потребностей, подменяет истинную веру.

Это было апробировано во времена Французской революции и следовало лишь развить опыт предшественников.

России выпала роль плацдарма.

В ХХ веке параллельно шло развитие ещё двух глобальных экспериментов.

В Европе германская нация, так и не обретшая желаемого в первой мировой войне, стала консолидироваться и сплачиваться идеями национал-социализма, поверив в свою пассионарность, свою общечеловеческую миссию, так же как поверила в неё и Россия. Гитлер соблазнил остальную Европу не избранностью своей нации, а реализацией рабской жажды будущих приобретений в этом походе за восточными колониями.

Собственно, рабская психология присуща большинству европейских наций, ибо каждая из них когда-то в своей истории была под чужой властью. Присуща она и части российского общества. Но не всей русской нации, которая прошла трехсотлетнюю осаду чужой веры и силы, но не покорилась.

На американском континенте собранная со всего света, разномастная, возникшая на тщеславии, жажде богатства, склонности к анархии и отрицанию государственности общность также осознала себя призванной, выдвинув свои, потаённо противоречащие традиционным религиозным, ценности, но делая вид своей истовой приверженности религии. Страсть к обогащению и азарт переселенцев в захвате свободных просторов этого материка способствовали стремительному экономическому взлёту, но отсутствие общего культурного базиса исключало из общественного движения духовные искания.