— Владимир не даст согласия на этот
брак, — отчеканила Мария. — Даже если ты ему прикажешь. А отступные
Гразульфу, если понадобится, я заплачу сама.
— Что ты затеяла? — спросил Самослав,
глядя на жену со все возрастающим интересом. Он уже горло сорвал, а
она и ухом не повела.
— Устраиваю судьбу своего
единственного сына, — спокойно ответила она. — В Лангобардии короли
слишком часто умирают странной смертью, муж мой. А я не хочу такой
участи наследнику самого римского императора. Я повторно обращаюсь
к вам с нижайшей просьбой, ваша царственность: отложите этот брак
на три года.
— Только если буду знать все
подробности, — ответил Самослав.
— Не хватает кое-каких деталей, —
сказала Мария. — Мне нужно еще несколько месяцев. Тогда я
представлю подробный план.
— Ну-ну, — удивленно посмотрел на нее
Самослав. — У тебя времени до середины зимы, Мария… И Кий ни при
каких обстоятельствах не займет трон в Павии. Я тебе только что
сказал, почему.
— Да плевать я хотела на этого
звереныша, — честно призналась Мария. — Пусть у его матери об этом
голова болит. Позвольте удалиться, ваша царственность, — с самым
невинным видом произнесла она и присела в почтительном поклоне.
Жемчужины в подвеске диадемы качнулись в такт. — У меня скоро
начинается субботняя партия в преферанс. Нехорошо заставлять вашу
матушку ждать. Она сердиться будет.
Бунт собственной жены застал
Самослава врасплох. В том, что Владимир от фриульской принцессы
откажется, теперь уже не оставалось никаких сомнений. Он еще
слушался свою мать. А что же делать?
— Что же делать? — бурчал император
сам себе под нос. — А, с другой стороны, а что мы теряем? Да ничего
мы не теряем. В нашем соглашении не указано, кто из моих потомков
наследует железную корону. А это значит, что времени у меня вагон и
маленькая тележка. Очень на это надеюсь… Если стариковская память
не подводит, Ариперт еще лет двадцать проживет. Дольше даже, чем я
ТОТ. М-да… Тоже мне, старик… Сорокет ведь всего стукнул.
Примерно…
Новый статус и пурпурный плащ из
нового в его жизнь внес примерно ничего. Ну, совсем ничего. Да и в
стране мало что поменялось, кроме надписей на монетах. Родовичу из
дремучего леса все равно, кому подати платить, лишь бы поменьше. А
вот с боярами теперь головной боли прибавилось. Хоть и принадлежала
Италия и Рим восточным императорам, да только отличалась их знать
друг от друга не меньше, чем от аристократии Словении. Патриций в
Италии — это знать родовая, потомственная. А сенатор — это не член
совещательного органа, а сословие. Потому как Сената уже нет, а
сенаторы остались. И дети их останутся патрициями и сенаторами. Вот
как! А на Востоке звание патрикия жаловалось персонально и не
наследовалось. И все бы ничего, но и там, и там существовало право
на землю, защищенное всеми возможными законами. Начнешь отнимать
имения — патриции-латифундисты договорятся с кем угодно, хоть с
лангобардами, хоть с арабами, чтобы сохранить их. И никакой
император ничего сделать не сможет. Ведь в ТОЙ реальности патрикий
Мануил отбил у арабов Александрию, но горожане сами открыли ворота
арабам, измученные поборами и грабежами наемников. Не удержать
власть без консенсуса элит. Потому-то терпит он и бабские закидоны,
и постоянные заходы собственных бояр, которые зачитывают ему
избранное из Дигестов Юстиниана. Там, где про землю… Ловушка,
однако.