– Ну вот, я готов, – расплылся в улыбке главный, усаживаясь напротив Ильи. – Как прошло дежурство? Выглядишь усталым.
– Я, что-то, правда устал больше обычного, – кивнул Илья, глядя в светлые и сильно близорукие глаза Карякина, которые тот щурил, приглядываясь к чему-нибудь.
Несмотря на видимость рассеянности, заведующий все точно подмечал и хорошо разбирался в людях, за что многие его недолюбливали, считая, что он к ним несправедлив. Он внимательно относился к больным, всегда интересовался их самочувствием и настроением. Еще и поэтому Илья решил поделиться с ним ночным происшествием.
Выслушав его, Денис Матвеевич не спешил делать выводы. Какое-то время сидел, обдумывал услышанное.
– Знаешь, все может оказаться намного серьезнее, – наконец произнес он. – Сила самовнушения играет огромную роль в нашей жизни. Вести, которые мы постоянно где-нибудь слышим, часто принимаем за чистую монету, по большому счету не проверив их достоверность, – Карякин говорил очень спокойно, даже чересчур неторопливо, как показалось Илье. – Так же функционируют и наши послания самому себе. Чаще всего люди программируют себя неосознанно и, к сожалению, не всегда на что-то позитивное. Мы можем влиять на все, что с нами происходит. Наше поведение или отношение к чему-либо берет начало в подсознании. Не паникуй раньше времени, – улыбнулся он. – Проследим за ним сегодня. Что-то подсказывает, что не все так просто. А про подарок советую тебе никому ничего не рассказывать. Люди любят злословить… Просто отнеси его домой, а послезавтра вернешь. А теперь иди, тебе нужно как следует выспаться.
Уже находясь в салоне своей старенькой пятерки, Илья опять вспомнил лицо того пациента. Синицын Кирилл Алексеевич. Почему-то имя казалось смутно знакомым, где-то он его слышал, но не мог вспомнить где.
***
– Вероника! Куда ты запропастилась? – щегольски одетый мужчина лихорадочно тряс колокольчик, не переставая при этом кричать: – Вероника! Где ты, моя стройняшка?
Оглохла эта идиотка, что ли? С утра пораньше драть глотку заставляет, тогда как должна являться по первому требованию.
Когда терпение мужчины иссякло окончательно, он бросил газету на массивный овальный стол, с грохотом отодвинул тяжелый старинной работы стул, на котором сидел, как на троне, и направился в кухню. Высокий, накачанный, стриженный почти под ноль, маскируя тем самым обширную лысину, он двигался быстрой пружинящей походкой. Широкий коридор, ведущий в кухню, больше напоминал картинную галерею, стены которой увешаны полотнами без всякой системы.