— Слушаюсь, — ответил я и вышел из кабинета.
Секретаря в приёмной не было. Наверное, ушла туда, где сейчас
обитает временно выселенный из собственного кабинета ректор.
Я остановился возле стены и принялся разглядывать висящую на ней
картину. Раньше её здесь не было. Наверное, кто-то из студентов
нарисовал. И это явно не с моего курса. Руку своих однокашников я
более-менее изучил, пока мы в прошлом году прелестную натурщицу
рисовали. Это был пейзаж. Довольно приличный, надо сказать. Зачем я
остановился возле него? Чёрт его знает. Наверное, мне просто надо
подумать.
***
— Слышал, вчера с соседнего склада десяток ящиков калашей
спёрли, да десятка четыре цинка патронов, — на соседнюю кровать,
стоящую справа от моей, упал долговязый парень в военной форме. Я
покосился на него и ничего не сказал, зато ответил мой сосед слева,
сидящий на кровати и играющий странного вида плетёными
чётками.
— Прапор, поди, в доле был.
— Скорее всего. Только они его отблагодарили двумя пулями в
печень. Умер прапор, не успели спасти, — ответил начавший разговор.
— Теперь стопудово какой-нибудь теракт где-нибудь
произойдёт.
— Почему ты так думаешь? — сосед слева сел, немного
подавшись вперёд.
— А зачем им ещё армейские стволы, да ещё в таком
количестве? На охоту на уток собрались? Рысев, а ты чего молчишь,
что скажешь?
***
— Рысев, — я встрепенулся и посмотрел на вернувшуюся секретаршу.
— Ты заснул?
— Нет, смотрю на картину и не слишком понимаю, в чём её
ценность. — Признался я. — Цвета хороши, не спорю, но общая техника
исполнения… Не знаю, даже красная ондатра Куницына нарисована более
профессионально. — Кто творец этого чуда? И чем он заслужил честь
висеть в приёмной ректора Академии изящных искусств?
— Художник — сын Николая Васильевича, — любезно пояснила она и
направилась за стол. — Это его работа по окончании первого
курса.
— А разве на первом курсе не обнажённая натура является
курсовой? — спросил я, и тут же прикусил язык под насмешливым
взглядом женщины. — Правда, о чём это я? — И снова повернулся к
картине. — Вот именно сейчас я вижу, насколько совершенная работа.
А эта игра света и тени…
— Я всегда говорил, что Юра талантливый мальчик, — я вздрогнул,
потому что ректор умудрился подойти ко мне совершенно бесшумно. Он
встал рядом и смотрел на картину, заложив руки за спину.