Я поднял голову, глядя на горный хребет. Возле одной из скал
что-то поблескивало, и я был полностью уверен, что это разбитое
стекло в кабине самолета. Но что тут делал самолет – не знал. Хотя
где находится это «тут» я тоже не имел ни малейшего представления.
Опустив глаза, заметил, что нотариуса и мощного старика уже не
было. «Видимо, пошли на рыбалку» – выдал неожиданный вывод спящий
мозг. Зато следом за ними из избы вылезал какой-то шаман. Самый
натуральный, в мягких сапогах из камуса, и кухлянке, украшенной
бусами и перьями. За собой он вытащил из избушки бубен, на котором
я разглядел силуэт медведя, лодку и, почему-то снова самолет. В
руке шамана образовалась бедренная кость, вероятно, оленья, которой
он и зарядил в свой расписной инструмент. Раздался низкий гул – и
все исчезло.
Я сидел за массивным столом напротив хозяина кабинета. Судя по
виду из окна на церковь с темными куполами, за которой маячила
Сталинская высотка, мы были в столице, причем на Таганской площади.
Я же как раз туда собирался в самое ближайшее время. Кабинет был
небольшой, но очень насыщенный деталями, аж глаза разбегались. На
столе рядом с тонким монитором лежал странной формы череп – вроде
похож на человеческий, но больше раза в полтора. Челюсти и
надбровные дуги выступали очень сильно, лоб наоборот был низкий, а
затылок скошенный. То ли слабоумный гигант-рахит, то ли снежный
человек. На стене справа висело фото в рамке, крупное, с газетный
лист размером. На нем была пришвартованная у пирса яхта, стояли
радостные люди, и на на каком-то подъемнике висел, вероятно,
скат-манта. Веревки опутывали крылья и хвост, поднимая тушу над
настилом. Жуткая морда лежала на краю пирса, пасть была раскрыта
какими-то распорками. Почти в ней самой и стояли те самые веселые
рыбаки. Пятеро. И было место еще для парочки. С запасом, со всех
сторон, и сверху тоже. Надо непременно узнать, откуда фото – если в
тех краях такое водится, то я там даже на берег не выйду, не то,
что на яхте. И плевать, что манты едят только планктон. Лица
нескольких счастливых рыболовов были явно знакомыми.
Еще один поворот калейдоскопа. Ну, или это я во сне повернулся
на другой бок, не знаю, но картинка опять поменялась. Вокруг была
то ли степь, то ли пустыня. Росли редкие деревья, почти рядом
торчала какая-то темная скала. Ну, то есть гранит или какой-то иной
камень, я в минералах не силен, пер из-под ног прямо к небу, на
котором висело огромное и очень горячее солнце. Над песком плыло
марево, так что в температуре сомнений не было — жара адская.
Откуда-то сверху раздался вскрик. Голос женский. Я задрал голову.
Рядом с вершиной кто-то болтался, зацепившись за выступ скалы одной
рукой. Отсюда не было видно, сколько пальцев продолжают удерживать
вес тела, все пять или уже меньше. Я рванул к скале, оставив позади
оседать песок и пыль. Фигурка наверху меняла очертания. На ее месте
так бы каждый поступил — прижаться к камню всем, чем можно и
нельзя: ногти, щека, зубы, подушечки пальцев, даже веки глаз —
только бы не упасть. Но тут крик повторился, причем не оставляя
сомнений: сперва резкий, короткий, а за ним — долгий, на одной
ноте, рвущий нервы, голосовые связки и барабанные перепонки. Такой
обычно обрывается глухим ударом о землю. Я бежал, почти не касаясь
земли, и скала была уже рядом. На набранной скорости я взлетел
бегом на отвесную стену метра на полтора минимум и резко
оттолкнулся от нее дальше вверх, пытаясь сохранить остатки разгона.
Руки развел как можно шире. Летел, как баклан рядом с поднятым из
воды тралом - кверху лапами. Ну, или просто как баклан. Но при всей
гуманитарности склада ума мне повезло рассчитать все верно. Ну —
как повезло? Метров с двадцати тело прилетело точно в меня. Ну, то
есть я смог прервать затяжной прыжок. Вернее, свободный полет.