– Спи. Еще не прилетели, – говорил Давид и каждый раз настойчиво укладывал мою голову на свое плечо.
И я засыпала, но каждый раз просыпалась от одного и того же кошмара. Та ночь не давала мне покоя: смех Давида, крики мамы, неживые глаза отца.
Вчера Давид признался, что он поквитался с моей семьей. Вспоминать нашу первую ночь после его чистосердечного было ужасно стыдно.
– Жасмин, что тебе снится? – недовольно заметил Давид, почувствовав мои стенания.
Я посмотрела в его глаза, вспоминая далекую весну. Той весной я впервые повстречала Давида.
Это произошло, когда я разговаривала с подругой по скайпу. В дом ее семьи ворвались бандиты, и я увидела их – каждого. Я запомнила их лицо и жестоко поплатилась за это.
Я прикрыла глаза, вспоминая:
– Завтра рано вставать на самолет. Если проспим, не улетим еще месяц, а это опасно… – рассказывала подруга, когда за ее спиной появились убийцы.
– Диана! Диана!!! – я позвала ее.
Диана распахнула глаза, но было поздно: ее схватили за ногу и протащили по кровати. С ее ушей слетели наушники, подруга закричала.
– Диана, кто это?! Диана!
Тогда мы встретились с ней взглядом последний раз в этой жизни.
Нет, она выжила, конечно.
Но мы больше не виделись. Никогда. Я не знала, что произошло после – убийцы выстрелили в ее экран, и трансляция прервалась.
Мы тогда с родителями сразу вызвали полицию, а когда прибежали к ним в дом, в нем было пусто. Только дядя Альберт – отец Дианы лежал на полу. Неживой.
Наша семья стала единственными свидетелями случившегося.
Чуть позже, когда полиция брала у меня показания, я услышала их разговоры между собой. Полицейские сказали, что в комнате Дианы обнаружили еще один труп, это был один из нападавших. Сама Диана и ее мать бесследно пропали.
Я составила портрет тех, кого видела лично, и их подали в розыск.
Я хотела, чтобы виновных наказали, а Диану с ее мамой непременно нашли.
Я ничего плохого не хотела – лишь помочь им.
А потом они пришли за нами.
Давид был их предводителем, он схватил меня первым и сказал:
– Свидетелей надо убрать. Да, красивая?
Вот Давид и убрал. И вчера он мне в этом сам признался.
После приземления Давид посадил меня в машину и приказал своим людям везти нас домой.
К нему домой.
В ту берлогу, где я выстрелила в него и где были слишком свежи воспоминания. Я молила его об обратном – даже о тюрьме, но Давид лишь качал головой и с жуткой, холодной улыбкой называл меня своей наивной девочкой.