И я запомню. Я запомню эту двадцать первую ночь.
Только совсем по другой причине…
27. Глава 10
– Что ты делаешь, красивая?
Я улыбнулась, а Давид открыл глаза, окончательно просыпаясь. Сонный, уставший, но с тем же жестоким взглядом.
Таких мужчин больше не было в мире – которые только проснулись, но уже готовы к схватке.
Наша бессонная ночь сказалась на нем.
– Рисую…
Давид потянулся, и одеяло соскользнуло с его обнаженного тела, приоткрывая все интимные детали.
Я отвернулась, пряча лицо.
И внесла последние штрихи в свою картину.
– Что рисуешь, Жасмин? – Давид сощурился, – не меня, случаем?
Я сидела за мольбертом после секса и до рассвета… мне не спалось. Сердце стучало так сильно, не давая покоя, и лишь здесь – за мольбертом – я нашла успокоение.
Сегодняшний день будет невероятно страшным. Я чувствовала это.
Давид купил мне этот мольберт на четырнадцатый день моего заключения. Я тогда рассказала ему о том, как безумно люблю рисовать, а он на следующий вечер привез мне мольберт, карандаши, краски и все, чего только можно пожелать.
Помню, как я благодарила его всю ту ночь…
А добралась до рисования только сегодня.
– Что для тебя значит этот перстень? – спросила я.
Я присмотрелась внимательно.
На картине его рука выделялась благодаря этому перстню – его я тоже нарисовала. Подумала, что он важен для общей картины. Черный, крупный камень внушал опасность.
– Это часть моей жизни, – отрезал Давид, – я с ним все пережил, с ним и сдохну.
Он поднялся с кровати – голый, ничем не прикрытый, и подошел ко мне. В затылок ударило тяжелое дыхание.
– Мне нравится, красивая, – Давид похвалил меня.
На полотне черты мужского лица казались расслабленными, даже морщинок было меньше. Я изобразила Давида обычным мужчиной – без клише убийцы, без нашего прошлого.
Карандаш изящно обрисовал вытянутую поза спящего хищника, одеяло, накинутое на бедра, сильную руку за головой…
Мужчина, с которым я спала, был хорош.
Только одной детали не хватало.
– Позволишь?
Я взяла его ладонь и всмотрелась в черный камень. Внутри была окантовка пламени. Я внесла последние штрихи на полотно, закончив работу над перстнем. Он интересовал меня больше всего.
– Оставишь рисунок мне, – тихо велел Давид.
Оставлю.
И себе оставлю его маленькую копию. На будущее – неясное, размытое… одинокое.
Сегодня наши пути разойдутся.