Толпа, собравшаяся за скотным двором на окраине села, напряженно притихла. Лишь изредка жалостливый женский шепот просил Богородицу о снисхождении, да слышались приглушенные сочувственные вздохи, вторившие безжалостному свисту кнута, вложенного в крепкую, натруженную руку могучего конюха Еремы, выполнявшего свою работу усердно и равнодушно. Извиваясь в полете, кнут глубоко вгрызался в плоть провинившегося, рассекая кожу и подкидывая вверх веер крошечных кровяных брызг. Пытка только началась. Но тем из толпы, кто видел подобное и раньше, уже мерещились обнаженные дуги ребер, которые покажутся совсем скоро. Если староста, оглашавший барскую волю, когда несчастного привязывали к козлам для пилки дров, вскоре не остановит Ерему, то станут видны и потроха. Тогда пытка превратится в казнь. Ведь с потрохами наружу люди не живут.
Пороли пахаря Прохора. За то, что осмелился перечить барину, отказался выполнять его волю. И крестьяне, и дворовый люд никак не могли понять, откуда взялось столько дерзости у тихого, застенчивого Прошки. Парень он был молодой, белокурый, работящий, хоть и не здоровяк. И кроме того, молчаливый. Лишнего слова от него не дождешься! И вдруг – на тебе… Не стал пахать новое поле, недавно расчищенное под посадку пшеницы. И после того как староста Мартын избил его чем под руку попалось, тоже не стал. Да говорят, что и самому Алексею Алексеевичу в лицо сказал, что лучше умрет под кнутом, чем вспашет. Боярин, понятно дело, не на шутку осерчал. Пинком повалив холопа, стоящего перед ним на коленях, плюнул ему в лицо, сказав: «Ну что ж, мил человек, будь по-твоему. Умереть под кнутом надумал? На то твоя воля, я ее уважу». Да приказал Мартыну собрать обитателей Осташково, чтоб каждый воочию увидел, чем окончится непослушание для тех, кто на него отважится.