— Тум и черти его!
— ругнулся Симонд.
Кромешный мрак. Я продолжал
молотить киркой, но уже медленнее, каждый раз проверяя,
не бью ли мимо. Силы иссякали, мышцы сводило,
а кисти рук совсем онемели. Несмотря на то, что
я был разгорячен, меня прошибал холодный пот. А вдруг
я ошибся? Если там ничего нет, только камень...
Я вонзил кайло
и в этот раз оно застряло. На силу
не подавалась, и я начал осторожно давить
и раскачивать его, в попытке высвободить. Еще немного,
Тэмиель, еще чуть-чуть. Осторожнее, не поломай инструмент, как
Миккель. Потихоньку...
Раздался треск крошащихся камней и
кирка резко освободилась, отчего я качнулся, но устоял на ногах.
Нарочито медленно, словно нехотя, каменный блок провалился вперед и
мне в глаза ударил свет. Тишину прервал хохот, а мои ребра сдавили
в объятьях налетевшие товарищи. Если мне когда-нибудь придется
рассказывать эту историю за кружечкой пива, то, думаю, стоит
умолчать, что первые в жизни поцелуи я сорвал у грязных бородатых
мужиков.
***
Старые шахты были ближе всего
к крепости, и нам посчастливилось набрести на тайный
ход из подвалов замка. Повезло, наконец-то повезло!
Мы вместе стали разбирать камни. Расширив проход достаточно
широко, чтобы мог протиснуться даже Ортвин, наконец, вошли. Сощурив
глаза, я начал оглядываться и разглядел колонны, какие-то
ящики и мешки. Масляные светильники были яркими, но света
не хватало, чтобы разогнать темноту подземелья.
— И где мы?
— спросил Улле.
— Мы в самом
Драмунгваарде, — ответил Верманд, — Сложно сказать
наверняка...
— Это точно погреб, —
Симонд развернул один из ближних тюков, — Зерно.
— Только гляньте, — охнул
Алан простирая руки к свисающим с крюков разделанным
тушам, — Я мяса не ел с самого... Даже
не помню, когда!
На месте было
не устоять — все разбежались по разным сторонам
подвала, который оказался под завязку набит съестным. Вяленое мясо
и рыба, свиные и оленьи туши, сырные круги
и разносолы, крынки с молоком и бутыли
самогона — и много другой снеди, о которой
я не имел понятия. Свалившееся на голову счастье
избавило нас от остатков осторожности. Я и сам
не заметил, как набил рот сушеными яблоками. Едва жуя,
я спешно проглатывал все, до чего мог добраться. Инграм
с каким-то утробным урчанием захлебывался бутылью душистого
пенного напитка. А затем мы по одному начали падать
на каменный пол. Алан, затем Симонд и Миккель, потом
подкосило Улле и меня с Джодом. Последним на пол
рухнул Ортвин и скрючились в болезненных судорогах.
Только Инграм недоуменно оглядывался и с тревогой
покосился на сосуд в своих руках.