Зажмуриваюсь и скрываюсь в своём убежище. Шорох. Воображение
подсказывает, что мужчина избавился от последней детали своего
туалета. Ещё минута. И я слышу короткий жалобный стон кровати, на
которую опустилось нечто очень большое и тяжёлое. Свет гаснет, и
всё затапливает мрак.
Фух. Почти спасена. Теперь дождаться, когда он захрапит. Жду. Не
храпит. Вот тут возникает сомнение. Что если он вообще не храпит? В
моём воображении храпуны – это такие возрастные дяденьки с пивными
животиками. А разве такой красавчик может издавать некрасивые
звуки? Может, наверное, но почему-то не издаёт.
Тишина. Нет, больше ждать нельзя. Я должна выбраться отсюда.
Понимаю, что щелчок двери меня неминуемо выдаст. Но этого не
избежать. Тут, главное, при первом же звуке быстро выскочить в
коридор и захлопнуть дверь. Пока проснётся да сообразит, успею
добежать до лестницы.
«Тише, мыши, кот на крыше», – вспоминаю детскую считалочку,
выползаю на четвереньках из-под стола и на мягких лапках крадусь к
выходу. Хорошо, что ковёр здесь мохнатый и пушистый.
Странный аромат, похожий на смесь цитруса с корицей, окутывает
меня. Я протягиваю руку к замку. Но пальцы неожиданно натыкаются на
что-то живое, твёрдое и горячее. В тот же миг моё запястье
оказывается в капкане железных пальцев. И прямо над моей головой
звучит низкий вкрадчивый голос:
– Ну-ка поглядим, что за тихая маленькая мышка забралась к нам в
спальню.
– Нашла из-за кого переживать, – говорит Маринка, скептически
поджимая губы. – Этот Антон ничего из себя не представляет. Мажор и
избалованный маменькин сынок.
И я с ней абсолютно согласна… теперь, а вот раньше в упор этого
не замечала.
Мы сидим в нашей любимой «Шоколаднице» через двор от колледжа. Я
без аппетита ковыряю ложечкой мороженое с взбитыми сливками.
– Я не из-за него. Ты не понимаешь.
Ну вот как объяснить подруге. Едва я вычеркнула Антона из сердца
и из своей жизни – не осталось ни ревности, ни желания его видеть.
А тупая игла в сердце засела. То ли вторая, то ли третья, если отца
с матерью считать по отдельности.
Предательство – вот что страшнее всего не свете.
Я вздыхаю, и Маринка снова воспринимает это по-своему.
– Ты очень красивая, Лиска. Встретишь ещё нормального парня.
Влюбишься.
Я качаю головой:
– Не в этом дело, Мариш, вот скажи: твои родители счастливы?