— Извините, переволновалась, — попыталась оправдаться я и улыбнулась, едва случайно не выдернув руку. Седовласый старик быстро перехватил мою кисть и снова сунул в воду. Пальцы от холода еще не сводило, но уже начало покалывать. — Конечно же, согласна.
— Силою, данной мне… — начал было служитель, однако его речь была немедленно прервана теми самыми силами.
Жидкости в чаше было совсем немного, но неожиданно из нее вырвалась струя воды и щедро плеснула нам с Ортон прямо в лицо. Холодная, она напоминала хлесткую пощечину.
— Что это?! —воскликнули мы с почти что женихом и уставились на служителя, одновременно вытирая неприятную влагу с лица. Боковым зрением я видела, что матушка попыталась запрыгнуть на помост, однако отец ее перехватил. Реакцию будущей свекрови отслеживать было некогда.
Старик, проводящий обряд, нахмурился и уставился в чашу, по стенкам которой стекали последние и отчего-то помутневшие капли. Тишина пронеслась над всей полянкой, несмотря на то, что храм был расположен в многолюдной части города.
— Помолвка не состоится, — заявил служитель, обведя нас недовольным взглядом, а заодно матушку, которая все-таки прорвалась на помост. Как истинная леди, она вопросительно буравила взглядом мужчину, мысленно пытаясь принудить его к добросовестному исполнению обязательств. Впрочем, в словесный бой она была готова вступить хоть сейчас. — Один из вас уже помолвлен.
А заявив так, старик глянул на меня со всем негодованием, будто я виновна в этом бедламе и никто больше.
— Возмутительно! — Матушка сразу поняла намеки служителя. Ткнула в седовласого указательным пальцем, после чего погрозила ему. — Венделин незамужняя девушка! И вообще, белые цветы на арке свидетельствуют о невинности будущей невесты.
— Может и так, — ехидно ответил служитель и снова схватил меня за руку. Что за глупая манера больно хватать? — Но знак помолвки только у вашей дочери. Наверное, вы об этом забыли?!
Тишина вокруг нас стала оглушающей.
— Венди? — послышался обеспокоенный и одновременно требовательный голос Ортона.
Я же с удивлением смотрела на собственное предплечье, на котором будто в страшном сне проступал едва заметный узор. От запястья к локтю поползла серебряная лоза, причудливо завиваясь и не скупясь на красоту. Она словно нарочно прорезалась на коже, заявляя всем и каждому, что первый магический обряд уже свершился.