Цветочные, сладкие духи женщины в моих руках. Всхлипывает всё реже, но всё так же висит на мне.
Вышел из девушки, донёс её до кровати и постарался положить как можно более аккуратно. Застегнул штаны, развернулся лицом к окну, застёгивая рубашку.
С тумбочки взял очищающий амулет, активировал нажатием, убирая нежелательные последствия от внезапного сношения.
Странная неловкость. Умом я понимаю, что не должен никому и ничего объяснять, достаточно лишь заплатить, но сам ещё в шоке от своего срыва.
Словно обезумел. Стал животным, не видящим ничего, кроме желанного тела. Не могу вспомнить, чтобы я хоть когда-то испытывал что-то подобное.
Секс я люблю, но так, чтобы мозг, вякнув напоследок о том, что женщина не та, отключился, наделив тело в моих руках другим лицом? Чтобы мыслей не было совсем, а чувство насыщения не приходило? Такого не было никогда.
Руки механически делали свою работу, приводя одежду в порядок. Неловкое молчание разрезал вздох-стон, полный сытого удовлетворения. Посмотрел на женщину, лежащую на кровати. Она уже забралась под одеяло, которое, прикрыв её лишь отчасти, больше показывало, нежели скрывало. Сладко, завлекательно потянувшись, девица позволила одеялу окончательно соскользнуть.
Намёк на продолжение проигнорировал.
— Как тебя зовут? — спросил, нащупав в кармане сюртука кожаный кошель.
— Пиона, ваша милость.
— Пиона. И пахнет от тебя как от пиона, — пробормотал в задумчивости, но увидев, как она изменилась в лице, поправил сам себя. — Очень хорошо пахнет. Вкусно. Хм…
— Спасибо, ваша милость, — она мягко улыбнулась, присаживаясь повыше на постели.
— Пиона. Я хотел бы извиниться. Я был не в себе. Плохо себя чувствовал, сорвался.
— Ваша милость! Вам не нужно извиняться! Мне было очень хорошо сейчас. Редко в нашей работе удаётся получить удовольствие. Сегодня вы не старались мне сделать приятно, как в прошлый раз, но мне было даже лучше, чем тогда!
Удивлённо посмотрел на неё, делая затяжку, с наслаждением вдыхая дым.
— Я ведь сделал тебе больно и был груб.
— Не больно. Грубо, да. Но очень приятно, — ответила, замявшись. Белоснежная кожа разбавилась пунцовым. Не трогательно, скорее лихорадочно.
— Я, кажется, тебя называл… то имя… которым я тебя называл…
— О нём никто не узнает. Не от меня во всяком случае. Если вы ещё пожелаете меня, то хоть Генри называйте.