Да, Майк был надёжным, но в нём отсутствовала теплота. Он с трудом выражал свою любовь. После службы в армии он работал охранником в тюрьме и в семью притащил эту казёнщину. Всё односложно и просто: «Да, сэр! Нет, сэр!»
Мы приезжали в Миннесоту к моим бабушке и дедушке на их ферму в сорок акров. Для меня, ребёнка, открывался огромный мир с бесконечными кукурузными полями, большим амбаром, в котором поселился целый клан кошек, подкармливаемых мной и двоюродными братьями и сёстрами. Мы давали хвостатым клички и пытались их поймать.
Все мои двоюродные братья и сестры жили неподалёку. Мы дружили. Наша жизнь становилась сплошным приключением среди стеблей кукурузы и тюков прессованного сена. Тёти и дяди любили меня. Бабушка обожала и была нежна со мной. Жизнь в Миннесоте на ферме – один из самых счастливых периодов в моей жизни.
Такое блаженство, однако, продолжалось не слишком долго. Вскоре Майка отправили на службу за границу. Итак, когда мне было примерно четыре года, мы переехали в Гамбург, в Германию. Тут-то и начались мои трудности. У меня появился братик, и мы вчетвером жили на военной базе для американцев. Там я пошёл в школу, учился вместе с детьми, оказавшимися в подобной ситуации. Нас словно вырвали с корнем, и мы, как перекати-поле, не оставались на одном месте надолго. У нас исчезло чувство семьи, общности, несмотря на то, что мы все вместе жили на американской территории в другой стране. Мы были временщиками, а это не рождало ни настоящей дружбы, ни крепких чувств. Такова судьба всей армейской пацанвы.
Возможно, у меня не числилось настоящих друзей, но враг имелся точно. Его звали Патрик-Немец, он жил в другом комплексе по соседству со мной. Не знаю, почему его так прозвали, он был американским пареньком, живущим на базе, но для меня он стал сущим наказанием. Он был постарше и покрепче, с оливковой кожей и густыми кучерявыми каштановыми волосами. А ещё он был подлым. Всё время старался меня отлупить. Колотил меня кулаками, верёвками, палками, всем, до чего мог дотянуться. Настоящий хулиган! Однажды он и несколько его приятелей прижали меня к забору. Один из них взял кожаный ремень. Они менялись, нанося сильные звонкие удары. Я ничего не мог с этим поделать и позволял себя истязать. Это отвратительное чувство беззащитности и беспомощности я помню до сих пор.