— А еще Нестора да Гаврилу-повара проиграл. Хорошие парни, жалко их!
— Ох, нянюшка, что вы от меня-то хотите? Ну проиграл и проиграл, — пожал безразлично плечами Алексей, откидывая гудящую от вина голову на спинку сиденья и зевая.
— А потом этот неслух, братец-то ваш, предложил на Дунюшку нашу сыграть. Она как раз прислуживала им. Дак...
— Что?! — прохрипел Олсуфьев и тут же выпрямился в кресле, протрезвев.
— Я и говорю, Алешенька, Евдокию-то он тоже проиграл, — промямлила уже сквозь слезы старуха, утирая платком лицо.
— Да говорите вы все толком, няня! — взорвался Алексей, вскочив на ноги и устремив лихорадочно загоревшийся взор на старуху. — Ничего не пойму! С кем Михаил играл-то?
— Да с Иваном Семеновичем Васильчиковым, братцем любимца царицы нашей. Да этот нехристь все выигрывал да выигрывал. А как нечего было уже ставить Михаилу Ивановичу, так он на крепостных играть начал. Говорила я ему, что не по-людски это. Дак он меня выгнал из гостиной. Вот так-то няню свою дурой обозвал, а ведь я его с пеленок растила, голубчика...
— Дуня где? — перебил ее вновь Алексей. Старуха подняла на него выцветшие глаза и произнесла:
— Так увез ее этот барин еще час назад. Да все приговаривал, что уж больно хороша девка.
У Олсуфьева потемнело в глазах, едва он представил светловолосую девушку с кроткими глазами в объятьях другого. Он нецензурно выругался и начал стремительно натягивать портупею, которую только что снял. Уже через минуту он вылетел из гостиной.
.
— Что-то я не пойму, чего вам надобно, милостивый государь? — высокомерно осведомился пьяный Васильчиков и развалился в кресле. Связи и положение в обществе, а вместе с тем родство с нынешним фаворитом императрицы, давали право Васильчикову почти с пренебрежением разговаривать с Олсуфьевым, который стоял в напряженной позе всего в нескольких шагах от него.
— Мне нужна девица, которую вы сегодня выиграли в карты у моего брата Михаила Ивановича Олсуфьева! — пророкотал Алексей, нервно теребя край военного камзола.
— Ого! — воскликнул Иван Семенович и нагло добавил: — Девица моя, а ты, братец, проваливай лучше подобру-поздорову.
— Я денег за нее дам, и не малых, — произнес, не задумываясь, Алексей.
— Да неужели?
— Сотню рублей дам.
— И всего-то? — как-то ехидно заметил Васильчиков, прекрасно осознавая, что это довольно крупная сумма, ведь средняя цена за крепостного составляла рублей тридцать.