Внезапно мужчина отложил вилку и взял меня за руку.
— Викусь…
— А?
Я ещё не доела свою порцию пасты, но так как Филипп определённо
хотел повышенного внимания, пришлось отодвинуть еду с прибором в
сторону.
— У нас сегодня годовщина. Два года, как мы вместе.
Согласно кивнула. Действительно, быстро время пролетело.
— Ты такая потрясающая и понимающая, не то что все эти
современные девушки… — продолжил Фил.
Я напряглась, остро почувствовав, что сейчас будет давление.
Возможно, Фил и не отдавал себе отчёт полностью, что делает, но с
годами работы на РУТ у меня выработалась аллергия на любого рода
манипуляции — профдеформация.
— …Ты переехала ко мне, у нас отличный быт и восхитительный
секс. Мы идеально друг другу подходим. Я хотел бы, чтобы ты вышла
за меня замуж, — закончил Филипп и поставил на стол синюю бархатную
коробочку.
Я даже открывать её не стала — тяжело вздохнула и вытянула
ладонь из мужского захвата. В висках резко и болезненно
запульсировало.
— Фил, зачем тебе это?
— Как зачем? — изумился любовник. — Каждый настоящий мужчина
должен быть непременно женат! Я считаю, что лучше тебя никого не
найду, ну а ты — лучше меня! Викусь, ну посмотри хотя бы кольцо, я
же старался, выбирал…
— Фил, нет. — Я даже отодвинулась от коробочки подальше, чтобы
не дай Вселенная её не коснуться. — Мы всё обговаривали много-много
раз. У нас взаимовыгодное партнёрство, которое устраивает обоих.
Изначально я предлагала остановиться на свиданиях и сексе, всё.
— Но ты же ведь ко мне переехала!
«Потому что ты настаивал, а до обеих работ мне отсюда
действительно ближе…» — подумала про себя, но озвучивать не
стала.
— Да. Переехала.
Филипп понял, что этот аргумент не подходит, и попытался зайти с
другой стороны:
— Викусь, да пойми же ты! Мы так здорово друг другу подходим! С
самого начала… Когда мы начали встречаться, ты мне так понравилась,
что я, например, совсем не испугался твоих шрамов на боках!
Ещё один восхитительный комплимент в стиле Фила.
Только через шесть месяцев отношений он всё-таки потребовал их
свести лазерной шлифовкой с фразой: «Если ты меня любишь, то
избавишься от этого уродства». На тот откровенный шантаж я
поддалась сознательно, потому что понимала, что не дело всю жизнь
носить шрамы на теле, пускай это и единственное, что осталось от
родителей. В пять лет я попала в автокатастрофу, меня зажало между
сиденьями, это спасло жизнь, но на рёбрах остались глубокие следы
аварии. Лица родителей давно забылись, а потому долгое время
казалось, что пока на теле есть хотя бы шрамы, я храню память о
них.