— Снегирев, варежку прикрой! — скривился словно от зубной боли
Рыжий. — Голова уже от тебя болит! Парни, дайте человеку в себя
прийти, а-то столпились, дышать нечем.
Резко посветлело. Те, что стояли в проходе, резко разбежались в
обе стороны прохода, видимо по своим полкам.
— Чем воняет?! Пушкин, носки когда стирал последний раз? Фу! —
сморщился еще один, лица которого я не разглядел.
— А что я им сделаю?
— Как минимум постирать, да?! — разозлился кто-то. — Вонища
стоит, на весь вагон!
— Чего там у вас? — послышался строгий голос из прохода. —
А?
— Фёдор Кузьмич, все нормально! — мигом отозвался Рыжий.
— Смотрите у меня там!
Я не обратил на эти слова никакого внимания, даже не задумался
над смыслом сказанного. Голова буквально трещала.
— Снегирь! Что там твой батя говорил про такие случаи? — бросил
Рыжий, уходящему короткостриженому парню.
— Чай ему нужен тёплый с сахаром! — отмахнулся тот и скрылся за
перегородкой. — У проводницы есть!
Я внимательно посмотрел на собеседника, что сидел напротив и
таращился на меня со смесью удивления и интереса. Будто ждал от
меня какого-то скрытого подвоха.
— Друг, а где это мы? — еще раз спросил я.
— В поезде, Сань. Ты чего? — улыбнулся рыжий, с одной стороны
ситуация его забавляла, а с другой чувствовалось сопереживание.
— Ничего не помню. Голова гудит. Слушай… — я помедлил, пытаясь
вспомнить его имя. Тщетно.
— Генка! — тот быстро догадался, что от него требуется. Затем
хмыкнув, он добавил на распев детской песни, — Я Гена, первый,
рыжий крокодил.
На моём лице выступила рассеянная улыбка, правда, от давящей
мигрени пришлось закрыть глаза.
— О! Улыбаешься, значит, все нормально. Да-а-а Саня, вчера тебя
знатно втыкали да и сегодня успел полетать. Пока ты отлеживался от
тренера влетело всей команде. Наш вчерашний разговор ты помнишь? —
прищурившись, поинтересовался Генка.
— Э-э… Так, давай заново, а? — выдохнул я.
— Тренер сказал, что выгонит тебя если так будешь тренироваться!
А ты его послал куда подальше, сказав не знаешь зачем тренируешься!
— на одном дыхании произнёс Гена и улыбнулся.
— А потом? — не понял я.
— А потом он сказал, что до приезда в Воронеж с нами говорить
вообще не будет! — в тон мне ответил Гена. — Ты бы это извинился
что ли, Кузьмич же в нас вкладывается. Вон на открытые ковры возит
даже!